Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

Дальновидные люди с капиталом имели шансы составить огромные богатства, а Родня не испытывала недостатка ни в тех ни в других. Кроме того, наживание состояний и накопление богатств тогда никому не представлялось чем-то дурным. А также Родне повезло с ее веком.

Индивидуализм никогда раньше и никогда потом не ценился так высоко. «Помощь себе» Сэмюэла Смайлса [117] Сэмюэл Смайлс – шотландский автор книг нравственнофилософского характера, таких как «Долг», «Бережливость», «Жизнь и труд» и др. В своем главном труде «Помощь себе», в частности, превозносил индивидуализм и утверждал, что причиной бедности являются дурные привычки. , опубликованную в 1859 году, читали словно приложение к Библии, и слова на первой же строке «Бог помогает тем, кто помогает себе сам», можно сказать, были девизом того века. Евреям не требовались наставления Смайлса, чтобы додуматься до такой мысли. Она входит в традиционные еврейские учения и подтверждается всем опытом еврейского народа. В силу этого Родня разделяла принципы Смайлса еще до Смайлса и кредо Викторианской эпохи еще до Виктории. Можно даже сказать, что они были вдвойне его приверженцами, ведь там, где другим нужно было постараться, чтобы вырваться вперед, евреям приходилось прилагать усилия, чтобы вообще вступить на путь. Эти дополнительные усилия вначале были условием выживания, а затем остались привычкой, причем привычкой, которой восхищались, по крайней мере в викторианской Англии.

XIX век – мы определяем его рамки условно, включая в него годы до Первой мировой войны, – был тем периодом, когда традиционные еврейские добродетели совпадали с общепринятыми английскими, и быть стойким в своих принципах иудеем означало быть здравомыслящим англичанином. Старые еврейские семьи удерживали в иудаизме не столько убеждения, сколько окружающая среда. Не считая отдельных людей вроде Клода Монтефиоре, Лили Монтегю и Герберта Сэмюэла, они не больше склонялись к умозрительным рассуждениям, чем большинство англичан их класса, но любили свою религию, даже если не всегда строго ее соблюдали, и им нравилось быть или хотя бы представляться религиозными. Это были высоконравственные люди, и даже если бы они не испытывали великодушных порывов, суровое чувство долга обязывало их проявлять великодушие. Раньше или позже они показались бы невыносимо сухими, чопорными и самодовольными. Их самоуверенность слегка поколебалась в конце века из-за роста антисемитизма в Германии, который, в отличие от антисемитизма в России, Польше и Румынии, был направлен против евреев именно их класса; но и от этого они могли отмахнуться, как от чуждых явлений в чужих странах. В Англии же все было по-другому.

И в какой-то степени Англия действительно была другой, хотя, пожалуй, не настолько, насколько им хотелось бы думать; так что когда между 1881 и 1905 годами хлынула масса еврейских переселенцев и английский антисемитизм принял такой размах, на который даже они не могли закрыть глаза, они запаниковали. Они сговорились закрыть двери для иммигрантов и попытались задушить Декларацию Бальфура в колыбели, но их век уже близился к концу, и они сами уже превращались в анахронизм.

Родне повезло с веком и еще в одном отношении. Это было золотое время семьи, как ее символизировала Виктория и Альберт с их многочисленным потомством, а Родня представляла собой Семью с большой буквы. Когда, скажем, Констанс и Энни де Ротшильд обдумывали замужество вне своего круга, их волновали не религиозные принципы, а чувства родственников. Семейные узы были достаточно крепки, чтобы выдержать эпизодические межрелигиозные браки, но они же и служили главной обороной против этих браков. Именно это чувство семьи, которое продержалось еще долго после того, как пали религиозные преграды, и помогло удержать Родню в лоне иудаизма.

Чувство семьи имело и свое коммерческое применение. Благодаря ему состояния женились на состояниях, выбирались партнеры для расширения предприятий, поддерживался и усиливался приток капитала. Но оно имело и недостатки, присущие непотизму: человек чувствовал себя обязанным брать в партнеры зятьев, племянников и кузенов, с которыми, не будь они родственниками, он, может быть, не захотел бы иметь ничего общего. Но на раннем этапе, до железных дорог и телеграфа, родство само по себе было средством сообщения.

Таким образом, можно провести прямую параллель между Родней и большими квакерскими кланами с их опытом и коммерческой сетью, как их описывает профессор Матиас: «Доверительные деловые связи очень часто подкреплялись родством; супругов выбирали из того же зачарованного круга. Рекрутов для партнерств тоже искали среди младших членов других ветвей того же клана. Собственность, капитал, смена партнеров, расширение предприятия – все это, как правило, находилось в рамках одного и того же социальнорелигиозного анклава и часто цементировалось родственными узами».