Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

– Так ты согласен, Ламего? Ну? Так он… не желает разговаривать. Пощекочите его кто-нибудь.

Бартлет или Фаулер, Ламберт, Мур, Джексон, Фримен или Баркер брал свое полотенце, вытягивал его, мочил один конец в луже на полу и хлестал, словно кнутом, по ягодицам Лоренса. Потом по очереди подходили другие. Если было нужно, кто-нибудь толкал Лоренса ногой, чтобы развернуть мишенью в нужную сторону. К тому времени Лоренс уже всхлипывал… плакал… хватал ртом воздух.

– Ну, Ламего, ты зачем жульничаешь? Ты жульничаешь, так ведь, так ведь? Так ведь? Ты не можешь не жульничать, ты же еврей, так? Ты же не будешь этого отрицать, а, Ламего? Не можешь, так ведь? Я разве не велел тебе в четверг, чтоб ты нашел слово «еврей» в Оксфордском словаре? Велел? Разве я не говорил тебе, что в словаре черным по белому написано, что еврей – значит жулик. Значит, ты жулик, так? Ну почему, почему, Ламего, почему ты жульничаешь? Ой, да ради бога, взгрейте этого придурка, меня от него тошнит.

И издевательства продолжались. Еврей или не еврей, Ламего ходил на службу в часовню вместе с остальными учениками, но крик боли, который он возносил к небесам, не найдешь в книге обычных молитв: «Господь Бог Израилев, помоги твоему народу и особенно мне победить врагов, и особенно Коннели».

Унижения и муки продолжались недолго, но до конца своих дней Энрикес нес на себе их бремя, и его обуяла уверенность в том, что он омерзительный трус. Это породило в нем терзающее чувство неполноценности, доходившее до ненависти к самому себе. Все это можно почувствовать в первом же абзаце его автобиографии: «В разные времена, в разные периоды жизни я оказывался настолько жалким неудачником в разных областях, так глубоко погружался в липкий грех жалости к самому себе и позволял себе страдать так непереносимо, что не в состоянии писать о подведших к этому событиях автобиографически. Я вынужден рассказывать о них как романист, который – и это же я сам – по большей части не любит своего героя». И в последнем абзаце: «Он терял силы, гоняясь за храбростью, убегая от трусости, пытаясь изгнать стыд – чувство, которого никогда не мог оправдать…»

И именно это бегство от трусости в конце концов довело его, самого невоинственного из людей, до службы в регулярной армии. Роберта взяли в Королевскую артиллерию, и из него вышел чрезвычайно компетентный офицер. После отставки в 1933 году он вступил в Территориальное ополчение и был мобилизован в начале Второй мировой войны в качестве артиллерийского офицера. На следующий год он добровольно записался в десантные войска, дослужился до майора и стал начальником штаба в бригаде спецслужбы, организовывавшей высадку в оккупированной врагом Европе. На следующий год его перевели в штаб Объединенных операций под начало адмирала флота лорда Луиса Маунтбаттена, а затем в штаб генерала Эйзенхауэра в Лондоне. Он участвовал в организации десантов в Северной Африке, высадился на берег вместе с первыми десантными войсками в Федале и получил американскую Серебряную звезду за участие в этой операции. Он сопровождал 7-ю армию США на протяжении всей кампании в качестве старшего штабного офицера от британской армии при генерале Паттоне, а в 1943 году участвовал в высадке на Сицилии. Это были самые одухотворяющие годы его жизни. Его постоянное самокопание «кто я, что я, что я делаю» прекратилось. Наконец, как он писал в автобиографии, у него появилось чувство полной жизни: «Был один период, когда Лоренс Ламего соответствовал тем своим стандартам, которые были для него бременем и мукой. Естественно, это было во время войны, когда солдат освобождался от многих моральных обязанностей человека, когда от него требовались только интеллектуальная компетентность, физическая храбрость и выдержка».

Был и еще один период в его жизни, когда его окрыляло это чувство возбуждающей радости.

Энрикес был одаренным писателем, и его первый роман «Без оружия, без доспехов», написанный незадолго до войны, получил приз за лучший британский дебют. Все военные годы он ездил с записной книжкой в рюкзаке и делал подробные записи, которые позднее вошли в его книги.

«Путь домой», увидевший свет вскоре после войны, был распродан в первый же день после публикации. Еще один роман «Через долину» получил престижный приз памяти Джеймса Тейта Блэка. Его седьмой и последний роман «Командир» был опубликован посмертно. Он повествовал о формировании десантного отряда и охватывал период в двенадцать месяцев после Дюнкерка. Командиром был капитан Лоренс Ламего, иначе говоря, сам Энрикес, и рассказ в большой степени носит автобиографический характер.