Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Книга выходила в молодежном издательстве. Уста­ми чукотского охотника была произнесена здесь азбука пролетарского интернационализма.

Можно было бы не приводить этого монолога, если бы усвоенное едва осилившим грамоту чукотским охотником не оспаривалось спустя десятилетия некоторыми литера­турными теоретиками. В статье «О народно-националь­ном в современной сказке для театра» В. Пархоменко написал: «״Наши“ и ״чужие“, ,,мы“ и ״они“. Социальная психология говорит, что с этого начинается националь­ное сознание. Оно должно наполниться духовностью и уважением своей истории, своей культуры, чтобы вырасти в одно из самых могучих, глубоких чувств, какие только может испытать человек, — чувство патриотизма». [14] О литературе для детей, вып. 23. Л., 1979, с. 29.

Суть таких «теорий» хорошо поняла писательница М. Прилежаева: «С первых лет существования детской литературы мы привыкли к тому, что для наших детей (и не только для ни х. — Р. М.) водораздел между «сво­ими» и «чужими» был социально-классовым. «Свои» были рабочие, трудящиеся, угнетенные всех стран, всех рас; «чужими» были эксплуататоры, угнетатели... Если верить Виталию Пархоменко, невозможно воспитать чувство патриотизма, не научив детей разделять чело­вечество на «своих» и «чужих» по национальному при­знаку. Ибо с этого, оказывается, и начинается нацио­нальное сознание». [15] Вопр. лит., 1980, № 5, с. 12.

Лев Канторович был среди тех писателей, которые, готовя нашу молодежь к будущим схваткам с врагом, воспитывали в них чувства патриотов-интернационалистов.

В рассказе острый сюжет сочетался с психологиче­ским анализом, лирическими картинами душевной жиз­ни человека и пейзажными зарисовками, графически четкими, лаконичными. Канторович видел взглядом ху­дожника (он иллюстрировал и эту свою книгу) пустую снежную тундру, бледный горизонт, сверкающий на солнце снег, полыханье северного сияния, взломавший­ся лед, черную воду, черный силуэт собаки при слабом свете луны, синие тени гор на снегу.

На основе рассказа «Враги» Канторович написал сценарий «Гость», съемки которого были начаты на Ленфильме в 1938 году. Постановщики его, режиссеры А. Минкин и Г. Раппопорт, незадолго до этого поставили широкоизвестный антифашистский фильм «Профессор Мамлок», разоблачавший расистские теории гитлеров­цев. В «Госте» роль японца-диверсаита играл Лев Свердл ин . Но фильм до конца не был снят. И все же в биогра­ фии писателя сценарий «Гость» — еще одна выразитель­ная страница. Он хранится в архиве Канторовича вместе с фотографиями многих сцен из фильма.

Писатель непрестанно работал над образами своих героев, которые иногда переходили из одного рассказа в другой. Не был механической, буквальной экраниза­цией рассказа и сценарий «Гость». В нем возникли важ­ные психологические детали, углублявшие трактовку образов. Противопоставление молодого чукчи диверсанту-иностранцу обросло многими новыми чертами. Это выражено не только в прямых событиях, но и в жизненных представлениях Авока (так зовут в сцена­рии и фильме героя). Радушно принимая гостя, он де­лится с ним всем, что ему дорого. Читает «Сказку о ры­баке и рыбке» (в рассказе лишь упоминалось, что это была первая книга, прочитанная им без помощи учите­ля), рассказывает о своей мечте уехать в город учиться. С гордостью говорит о поездке на комсомольский съезд. В таких подробностях яснее видно, что он — уже чело­век нового социалистического мира. В отличие от рас­сказа в сценарии взаимоотношения чукотского охотника с русскими даны зримо. Мы видим командира-пограничника вместе с Авокой. Сцены дружеского общения по большей части бытовые, например эпизод покупки чая чукчами в фактории.

В сценарии появилось много деталей, раскрываю­щих нежную и мужественную душу чукотского охотника. Твердым и непреклонный в схватке с врагом, гото­вый к самопожертвованию, чтобы пресечь его план, Авока трогателен и лиричен у постели своего ребенка. И он восторженно рассказывает «биографию» каждой из своих ездовых собак.

Значительно сильнее, чем в рассказе, написан и об­раз диверсанта, особенно сцена исступления, когда он понял свой провал. С упрямством сумасшедшего он стреляет в себя без конца из пустого маузера. Такие детали углубили анализ внутреннего мира человека «с той стороны», развили авторский замысел.

«Гость» дался сценаристу нелегко. Необходимо было решить сложную задачу — создать убедительный, не плакатный образ диверсанта. Но перед писателем стоя­ли не только творческие трудности. Работа над сцена­рием сопровождалась борьбой за него, полемикой, от­стаиванием своих позиций. В архиве Канторовича со­хранилось его письмо по поводу некоторых изменений, предложенных создателям будущего фильма. Письмо свидетельствует о принципиальности сценариста в от­стаивании своих взглядов, глубоком знании предмета. Здесь не было места упрямству, уязвленному самолю­бию, писатель исходил из интересов дела. В ответ на предложение сократить в фильме большую сцену пере­правы пограничников через реку, Канторович писал: «Единственное объяснение, которое я мог найти, это то, что некоторым... не нравится, когда герой картины дела­ет просто физически необычайно трудные вещи, преодоле­вая почти невероятные препятствия, выглядит не прили­занно, не слащаво, не «привлекательно» (именно в ка­вычках), а выглядит так, как выглядит настоящий человек в подобной настоящей обстановке. Несколько пограничников, крупных командиров, видели нашу кар­тину. С одним из этих командиров встречаюсь теперь. Я спросил его: какие места в фильме ему больше всего понравились? И он ответил: «переправа пограничников». Я говорю о самом главном в картине: об изображении людей, героев в борьбе, в преодолении суровой, часто страшной природы, об изображении правдивом, непри­крашенном. В нашей картине, может быть, много недо­статков, но мне кажется, что нам удалось найти правиль­ный стиль для показа всех этих вещей. И вот, коренным образом нарушая замысел авторов фильма, выбрасывают чрезвычайно важный кусок, лишают героя основного дей­ствия, ставят перед необходимостью: или показать де­журного, ослепительно улыбающегося «душку-командира», или вообще не показывать зрителю, как же пе­решел через реку наш герой... Есть у нас и неплохие вещи, но очень много ненужного и вредного, очень мно­го лакированного, слащавого. Нельзя позволять проявлениям какой-то ненужной «осторожности» мешать пра­вильному изображению трудных, тяжелых и именно по­этому героических поступков».