Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Первые дружеские советы о своей прозе Лев Влади­мирович получил от Михаила Слонимского, который вспоминал о встрече с молодым прозаиком: «Он был как будто очень прост, но в ясном и прямом взгляде его се­рых, стального блеска глаз светился чуть насмешливый, все примечавший и взвешивающий ум. Эти глаза насто­раживали. В трезвой молодости, вошедшей ко мне в ка­бинет, не было ни наивности, ни неопытности. Мне поду­малось, что душа этого человека должна быть такой же мускулистой, испытанной в борьбе, как и тело». Из бесед со Слонимским Канторович многое вынес для себя. Неза­метно Слонимский сам попал под обаяние своего моло­дого друга (14 лет разницы), вместе с ним ездил к погра­ничникам. И вот уже стали выходить книги самого Сло­нимского, посвященные защитникам границ, подвигу Андрея Коробицына.

Со сменовской поры Канторович был знаком, а затем и дружен с Борисом Корниловым. Возвращаясь из поез­док, он рассказывал о новых друзьях на границе, пока­зывал рисунки. Однажды Корнилов прочел ему свою по­эму об африканце, сражавшемся за русскую революцию. Как она передавала дух времени! После светловской «Гренады», стихов об украинском парне, защищавшем свободу другого народа («чтоб землю в Гренаде крестья­нам отдать»), теперь прозвучали строки корниловские — об интернационализме и братстве трудящихся:

Книга Б. Корнилова захватила Канторовича. Это было ему близко, это была его тема. И «Моя Африка» вышла с рисунками Льва Владимировича, который дру­жил с внутренне близкими ему людьми. На этом же строились его отношения с Ю. Германом (он иллюстри­ровал роман «Наши знакомые») и с пограничником Г. Соколовым, с которого писал героя своей погранич­ной повести.

В конце 30-х годов Лев Владимирович во время га­стролей в Ленинграде ГОСЕТа (Государственного еврей­ского театра) привел свою молодую жену за кулисы по­знакомить с замечательным актером С. Михоэлсом. Ана­стасия Всеволодовна увидела знакомое лицо — ведь еще раньше ее муж завершил одну из лучших своих работ — живописный портрет актера. Канторович не мог просто рисовать, работать с человеком, далеким от него, — он сближался с «натурой».

Он любил людей, преданных делу, сам был жаден до него. Ему хотелось все уметь и много успеть. До самой войны в его дом на Суворовском приходили полярники, пограничники, бывалые люди. Они видели Канторовича и писателем, и художником.

В. Маяковский

Впроизведениях Канторовича его героям-пограничникам противостояли нарушители границы. Но их психологическая обрисовка далась ему не сразу. В первых рассказах эти образы играли преимущественно сюжетную роль. В дальней­шем фигуры врагов разрабатывались более углублен­но.

В повести «Кутан Торгоев» Джантай Оманов пока­зан во взаимоотношениях с разными слоями киргизского населения. В «Полковнике Коршунове» охарактеризо­ваны политические взгляды инженера-диверсанта, его злобствование, ненависть к трудовому народу. Но были у Канторовича во второй половине 30-х годов и произ­ведения, в которых такие образы оказывались централь­ными.

В 1937 году отдельной книгой были выпущены два произведения писателя — «Враги» и «Разведчик», пер­вое из которых дало название книге. Автор не обозначил жанра этих вещей, двух больших рассказов, называе­мых иногда маленькими повестями. Па последней стра­нице значилось: «Ленинград. Май 1937 г.» Уже 29 июля рукопись ушла в набор. И для того времени темпы были исключительными.

В те годы тема шпионажа стала «модной». И в литературе и в кино появился поток произведений такого рода. Даже героиня лирической кинокомедии «Девуш­ка с характером» между прочим обнаруживала дивер­санта.

Л. Канторович не избежал влияния этой волны. И все же в рассказе «Враги» ему удалось художествен­но достоверно разработать некоторые психологические мотивы. Рассказ этот был написан незадолго до откры­того столкновения с японскими милитаристами на Ха­сане и Халхин-Голе. Фабула его несложна. Проникнув в ярангу чукчи Камыыргына, враг ловко притворяется щедрым благодетелем: делает подарки, лечит больную жену героя. Подчеркивается, что японец ведет тонкую игру, выдавая себя за корейца, взывая к национальным чувствам чукчи, толкуя их в духе наступательной ра­систской пропаганды; «Ты желтый, и я желтый. Белый человек — наш общий враг».