Карел Рихтер - Его звали Отакар

В память сельских жителей на всю жизнь врезались встречи с начальником Соколовской обороны Отакаром Ярошем.

«…Сестра сказала мне:

— У нас будет жить какой-то солдат.

Я встретилась с ним в коридоре. Он сказал мне: «Здравствуйте, хозяечка!» Потом спрашивает меня: «Почему вы такая грустная?»

— Как же мне быть веселой, — отвечаю, — когда столько бед и забот, муж на фронте, у меня дети на шее, а тут еще враг снова возвращается.

Чувствую, ему хочется меня успокоить. Говорит, вечером побеседуем. Принесу кое-какие фотографии, попьем чайку… Он оставил у нас свои вещи, но уже больше не пришел. Когда после войны я однажды увидела в газете фотоснимок, я сразу его узнала. Это был Отакар Ярош».

«А ко мне Отакар Ярош зашел одолжить лампу. Я жила у церкви, а штаб их, значит, находился рядом. Они сидели там и все время что-то рисовали. Лампу я им одолжила. Они заходили ко мне еще. Я давала им поесть, молока, картошки…»

В первый же день Ярош вместе со своим заместителем надпоручиком Ломом и командирами взводов прошел всю деревню. Он определял возможные направления атак противника. Затем он решил с саперами, где лучше всего сделать минные поля, где вырыть окопы перед деревней и между домами, где проделать бойницы в стенах домой, где построить пулеметные гнезда, как разместить противотанковое оружие. Было начерчено множество планов.

Старшина противотанковой роты Ярослав Перны получил следующий приказ от надпоручика Седлачека: «Будешь находиться при Яроше и выполнять все его приказы…»

Ему суждено было прожить в Соколове вместе с надпоручиком Ярошем шесть дней и пять ночей. С начала и до самого конца. В один из вечеров он услышал, как Ярош, сидя при свечке в доме, выбранном им для своего командного пункта, проговорил: «Отсюда я пойду или вперед, или останусь здесь». Ярослав Перны хорошо понимал командира. В этих словах звучало непоколебимое желание защитить честь офицера армии, которой в минуты наибольшей опасности для родины не разрешили даже выстрелить.

В один из следующих дней ротмистр Перны встретился у церкви с капитаном Красной Армии, сапером, который по просьбе Яроша провел работы по заминированию некоторых участков и получил от него карты минных полей. Капитан удивил его вопросом:

— Вы на фронте впервые?

— Почему вы спрашиваете? — уязвленный, бросил он. Ротмистр был уверен, что они делают все согласно наставлениям.

— Это заметил бы каждый командир, побывавший на фронте. Ваш штаб расположился в доме священника, в лучшем строении деревни. К нему ведет множество телефонных проводов. Только слепой не увидит, что это штаб. Вы думаете, что немцы этого не установят? Вот увидите, как только начнется бой, они тут же уничтожат это здание.

— Что же нам теперь, перебазироваться в другое место?

— Да нет, зачем же? — сказал капитан. — Это потребует много времени и хлопот. Вы должны перехитрить противника. Пусть они думают, что там штаб. Но одну телефонную линию вы скрытно проведите в какой-нибудь менее заметный дом.

Перны согласился с капитаном и рассказал об этом надпоручику Ярошу. Тот кивнул головой:

— Гм, он прав. — И тут же приказал перенести свой командный пункт в небольшой домик у церкви. С надпоручиком Ломом и Седлачеком они склоняют головы над картой. Подпоручик медицинской службы Шеер, который с отделением санитаров должен был бороться за жизнь раненых, сохранил в памяти смысл монологов командира:

«Церковь будет центром обороны. Откуда бы они ни пришли, мы должны иметь прочную круговую оборону. В самом худшем случае все, оказывая упорное сопротивление и нанося противнику урон, начнут отход от церкви, которую мы должны удержать любой ценой, как это делают советские гвардейцы в Тарановке».

Иногда он, заметив доктора, обращался к нему: «Что у вас, доктор? Вам что-нибудь нужно? Если дело у вас не срочное, то подождите, пожалуйста, мы должны закончить».

Конечно, доктор ждал, с интересом наблюдая за этим решительным, твердым, закаленным командиром. Он всегда был спокоен и точен. Не в его привычке было общаться с людьми в белых перчатках. Он был солдатом до мозга костей. Заметной чертой его характера было здоровое честолюбие. Этот человек прямо-таки источал силу и волю. Своеобразный человеческий мотор. Отдавать эту силу, заряжая ею других, было жизненной необходимостью. Это доставляло ему радость и удовлетворение.

Он получил трудную задачу и, выполняя ее, хотел показать всем, что умеет. Кое-кому может показаться непонятным, почему он сам попросил доверить ему оборону Соколова. Подпоручик Шеер, который как врач более чутко фиксировал психологические состояния, наблюдал удивительный энтузиазм и одухотворенность, которые отражались на лице Яроша. Таким оно оставалось и во время боя. Он понял: мужество и целеустремленность этого человека простираются так далеко, что он не боится даже смерти.