Александр Королев - Илья Муромец

Впрочем, дело, возможно, в том, что мы сделали попытку (заранее обреченную на неудачу) соединить вместе большинство известных сюжетов об Илье Муромце. Между тем каждый былинный сюжет существует во множестве вариантов, но сам по себе, как бы не считаясь с наличием других сюжетов. А сюжет былины, как мы видели, довольно бесхитростен. В ней только один главный герой, а прочие играют роль массовки или попадают в былинное повествование в случае, если необходим герой второго плана с определенным характером (наглый и коварный Алеша Попович, вежливый и порядочный Добрыня Никитич, заносчивый и любвеобильный Чурило Пленкович, неадекватно оценивающий реальность Дунай Иванович и т. д.). «Былина не показывает сложных характеров, не представляет внутреннего облика в полноте, многообразии и тем более в противоречии проявления его внутренних качеств. Наоборот, героическая песня дает цельные характеры, проявляющиеся преимущественно одной какой-либо стороной, но эта одна сторона обнаруживается глубоко и полно». Эта примитивность характеров богатырей как раз тем и объясняется, что «герой былины выступает в одном жизненном эпизоде. Сюжетный конфликт требует от него преимущественно одного качества, но проявленного с чрезвычайной силой и в необыкновенных размерах». {126} Внимание сказителя и его слушателей привлекает только действие, которое осуществляется в былине. Поэтому былина и стремится к «одногеройности». Это не роман. В былине есть «центральный герой, и вокруг него и его поступков группируются другие лица — его антагонисты, или помощники, или те, кого он спасает». {127} При этом каждый из героев «второго плана» зачастую является главным персонажем в былине, сложенной именно про него, где его также окружают некие типы характера. Поэтому Алеша Попович приезжает в Киев, который некому защитить от Тугарина (а где же прочие богатыри? где Илья?), а «главный герой» Добрыня Никитич побеждает в поединке Илью Муромца, хотя в сюжетах, в которых «главный» Илья, Добрыня заведомо уступает ему в силе. Там, где Добрыне полагается погибнуть, он погибает, униженный Горынинкой, и тут же воскресает в другой былине. Ни про одного из богатырей мы не можем сказать, что былины о нем складываются в худо-бедно логичную биографию. Кстати, в истории противостояния богатырей и поляницы роль Добрыни мог сыграть и любой другой богатырь — не важно. Главный здесь все равно Илья. Неизменно присутствует в былинах Владимир-князь, но он не герой, а только средство для завязывания сюжета. «Он всегда там на вторых и третьих ролях. Его образ затенен главным героем, на коем сосредоточен весь рассказ. В композиции целого ему дана роль подсобная, служебная, предназначенная лишь к созданию необходимой ситуации, при которой должны проявиться качества и поступки героя, составляющие непосредственный предмет художественных усилий певца. Подчиняясь этой роли, Владимир является то в чертах могущественного единодержавного деспота, то в чертах сломленного, приниженного, испуганного просителя, то в виде жадного и жестокого корыстолюбца, то в виде щедрого и бесконечно радушного гостеприимца. Все эти качества берутся на случай, смотря по надобностям момента и общим требованиям данного сюжета». {128} В общем, в зависимости от того, о чем былина, князь получается хороший или плохой. Весь собранный учеными фонд былин — это, конечно же, запечатленное ими народное искусство. Но вопрос о том, отражает это искусство какие-либо исторические реалии (вопрос, порожденный уже неоднократно упоминавшимся ощущением древности, ощущением, очаровывавшим не одно поколение слушателей живого исполнения былин) или всё, о чем пели сказители, выдумка и не более, — вопрос довольно непростой и требующий специального разговора.

Пореволюционные экспедиции за фольклором показали, что запасы былин распределены по территории Российской империи, увы, неравномерно. Исследования советских ученых эту картину не изменили. Более восьмидесяти процентов песен о богатырях записано всего в двух губерниях — Олонецкой и Архангельской. В Малороссии (русское население которой тогда еще и не подозревало, что живет «в Украине») и Белоруссии былин не оказалось вовсе. В большинстве губерний европейской части России их также не удалось отыскать, либо записи эпоса носили единичный характер. Такие же примерно результаты дали изыскания в Приуралье. Несколько лучше оказалась ситуация в Поволжье. Чуть более пяти десятков былин набралось со всей огромной Сибири (без учета того, что вошло в сборники Кирши Данилова и Гуляева). Примерно столько же было записано в казачьих районах — на Дону, Волге, Урале и Тереке, что, при сопоставлении размеров исследуемой территории с Сибирью или Центральной Россией, совсем неплохо.