Он ведь ходит всё по городу по Киеву,
Он волоцит ету шубку за един рукав,
Он волоцит, сам ко шупки приговариват:
— Волоци-тко-се ты шупку за един рукав,
Ай Владимира-та-князя за жёлты кудри!
Опраксею-королевисьню я за собя возьму. {116}
Ссора Ильи с Владимиром, бунт богатыря против князя — довольно распространенный былинный сюжет. Инициатором столкновения может выступать и сам богатырь — проявится недовольство тем, как обходится с ним правитель Киева. Вот, например, в вышеизложенной былине об освобождении «Царя-от града» от Идолища в ответ на изъявления благодарности спасенным от «поганого» царем Илья вдруг выскажется по поводу того, о чем в былине и речи-то в общем нет:
Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбович!
А послужил у тя стольки я три часу,
А выслужил у тя хлеб-соль мяккую,
Да я у тя еще слово гладкое,
Да еще уветливо да приветливо.
Служил-то я у князя Володимера,
Служил я у его ровно тридцать лет,
Не выслужил-то я хлеба-соли там мяккии,
А не выслужил-то я слова там гладкаго,
Слова у его я уветлива есть приветлива. {117}
Или, поездив по чисту полю, побывав в разных городах, вспомнит богатырь, что давно не бывал в Киеве, захочет проведать столицу, узнать, что такое там «деется». А в общем-то ничего нового не «деется» — у Владимира как всегда идет веселый пир. Скромно занявшего место у «ободверины» Илью Владимир-князь не узнает. Илья, наверное, подавив обиду, называется неким Никитой Заолешаниным. Владимир сажает его не с боярами, а с детьми боярскими. Илья-Никита недоволен, он замечает князю, что сам-то он сидит «с воронами», а гостя посадил с «воронятами». Неясно, почему Владимир должен оказывать какому-то Никите такие почести — князь недоволен и приказывает выкинуть незваного гостя. Но вывести строптивого Никиту не могут ни три, ни шесть, ни девять явившихся для этого богатырей. Наконец Добрыня Никитич узнает в Никите Илью Муромца (долго же Ильи не было видно!). Илья избивает богатырей-вышибал, Владимир уговаривает его не обижаться и занять самое почетное место (хочет старый казак — справа от князя, хочет — слева, или пусть садится куда захочет). Но обиженный Илья Муромец покидает Киев. {118}
Не всегда ссора заканчивается так «тихо», как в этом варианте, записанном в конце 1840-х годов в Архангельском уезде А. Харитоновым и доставленном Киреевскому для его сборника Владимиром Далем. В варианте Трофима Рябинина раздосадованный Илья Муромец, которого Владимир стольно-киевский попросту не позвал на пир, берет «свой тугой лук розрывчатой» и «стрелочки каленые»:
И по граду Киеву стал он похаживать
И на матушки божьи церквы погуливать.
На церквах-то он кресты вси да повыломал,
Маковки он золочены вси повыстрелял.
Да кричал Илья он во всю голову,
Во всю голову кричал он громким голосом:
— Ай же, пьяници вы, голюшки кабацкии!
Да и выходите с кабаков, домов питейныих
И обирайте-тко вы маковки да золоченыи,
То несите в кабаки, в домы питейные
Да вы пейте-тко да вина досыта. {119}
Владимиру доносят о бесчинствах, творимых Ильей в Киеве, и князь сразу принимается «думу думати», как бы ему с богатырем помириться. Решение найдено — надо устроить новый почестен пир и уж на него-то пригласить обиженного старого казака. Сказано — сделано, но кому идти к Муромцу и звать его на «столованье-пированье»?
Самому пойти мне-то, Владимиру, не хочется,
А Опраксею послать, то не к лицу идет.
Выбор князя предсказуем всей русской былинной традицией — к Муромцу, в его «полаты белокаменны» (!), направляется дипломатичный Добрыня Никитич. Он порядки знает. К тому же они с Ильей, как известно, «крестовые братья». Добрыня «скорешенько-то стал да на резвы ноги, кунью шубоньку накинул на одно плечко, да он шапочку соболью на одно ушко», дошел до «палат» Ильи:
Ён пришел как в столовую во горенку,
На пяту-то он дверь да порозмахивал,
Да он крест-от клал да по-писаному,
Да й поклоны вел да по-ученому,
А ще бил-то он челом да низко кланялся
А й до тых полов и до кирпичныих,
Да й до самой матушки сырой земли. {120}
Узнав, зачем к нему пришел Добрыня, Илья не стал ломаться и также «скорешенько стал» — на «плечко», на «ушко» надел всё необходимое и явился в княжескую столовую, где пребывал в волнении Владимир-князь, не зная, придут или не придут богатыри на пир:
Он во горенки да ведь похаживал,
Да в окошечко он, князь, посматривал. {121}
Читать дальше