Анна Кузнецова - Максим из Кольцовки

Всей душой Михайлов чувствует, как слился с аудиторией, как стал с ней единым целым.

Уже давно умолк последний звук баяна, а солдаты все сидели неподвижно.

После паузы, давшей возможность Михайлову успокоиться, он запел:

Но его голос тут же заглушил сигнал воздушной тревоги. Подбежавший майор предложил Михайлову уйти со сцены. Артист, видя, что все солдаты сидят на своих местах, махнул майору рукой и продолжал:

Аудитория не выдержала, всплеснулась аплодисментами. Кто-то с места крикнул:

— Это фашисты голос Михайлова услышали, вот и прилетели!

Смех покрыл реплику.

Вечером командование предупредило Михайлова, что в подобных случаях следует выступления прекращать.

— Давайте условимся так, — ответил артист. — Если зрители будут уходить, я тоже, если же будут оставаться на месте — и я прятаться не стану!..

Ночь была неспокойная. Ветер зло раскачивал деревья, срывая с них последние листья, они падали к порогу, шуршали, как будто шептались и просили пустить их отогреться. Слышались то тут, то там частые взрывы. У Максима Дормидонтовича было тяжело на сердце…

Его бригада давно уже спит, а он все еще сидит на порожке землянки и вспоминает события истекшего дня: они давали концерт в полевом госпитале, он видел, как двое сидящих рядом раненых коллективно аплодируют, пользуясь каждый единственной оставшейся у него рукой, один — правой, другой — левой.

Для тяжелораненых он выступал отдельно. В одной из палат он пел летчику-лейтенанту, у которого не было ног и одной руки. Увидел бледное, совсем детское лицо — и у Максима Дормидонтовича все перевернулось: больной был точно копией Спирьки. Даже над левой бровью «гнездышко» веснушек, именно только над бровью…

— Спиря, — сорвалось с губ.

— Иван, — улыбнулся в ответ юноша.

— Конечно, Ваня, Иван Егорыч! — спохватился Михайлов, мобилизуя всю свою волю, и прибавил: — Здравствуй, милый!

Присев на табурет возле койки больного, артист заговорил о виденном на фронте, об успехах, которые поражают его каждый день, о подвигах людей. Незаметно втянулся в разговор и Ваня. Максим Дормидонтович все время был начеку, понимая, что нужно неотступно сдерживать свои нервы, говорить бодрым голосом. Это дало свои результаты: раненый повеселел, он даже рассказал о последнем сражении, в котором участвовал. При этом о своих героических деяниях он говорил просто, как о самом незначительном, обычном.

Максиму Дормидонтовичу стало невыносимо жарко. Он подумал, чего бы только не сделал сейчас для этого, ставшего ему близким и родным человека, скажи только тот! А Ваня вдруг попросил:

— Спойте, если вам не трудно, «В лесу прифронтовом».

Артиста даже в холодный пот ударило. «А слов-то я и не знаю, — пронеслось в голове. — Вот и выходит, первая просьба раненого и невыполнима!»

— Только вот… слова бы кто подсказал!

— Я буду тихонько говорить, как суфлер…

Пение вдвоем так развлекло Ваню, что Максим Дормидонтович и дальше просил его суфлировать, хотя Ваня заказал одну из «коронных» в его репертуаре вещей — «Степь да степь кругом».

После того, как весь заказанный репертуар был исчерпан, он вдруг сказал:

— Вот ведь, со стороны можно подумать, что я все, что мне положено сделать на земле, выполнил…

Его большие пытливые глаза впились в лицо артиста.

Максим Дормидонтович чувствовал, что перед ним человек, сделавший главное, еще не потерянный для окружающих, он не в прошлом, а еще в будущем, и потому очень убежденно ответил:

— Конечно, нет! Пусть без ног, без руки, но есть голова светлая, сердце закаленное!..

Бывший летчик не дал закончить. В его глазах загорелся свет надежды, торжества.

— Спасибо вам, вы меня угадали!

Михайлов внутренне восхищался неугасимой любовью юноши к жизни.

— Я пишу стихи, — застенчиво произнес тот. — Хотите послушать?

С большим подъемом и выразительностью прочел жизнеутверждающие строфы, без единой тени грусти или слезы…

Теперь, сидя у входа в землянку, артист глубоко задумался: ему вспомнились Николай Островский, Александр Матросов, Ваня, старик Матвей Матвеев, о котором вчера передавали по радио, повторивший подвиг Ивана Сусанина, и многие, многие другие…

На какие подвиги способен советский человек во имя Родины!