Анна Кузнецова - Максим из Кольцовки

— Ты как в Колонный зал собираешься, — грустно пошутила Александра Михайловна, когда муж попросил приготовить в дорогу крахмальную белую рубашку и парадный костюм. — Вряд ли понадобятся тебе эти вещи на фронте!

— Мы должны выступать перед бойцами так, как будто это происходит в Колонном зале. Кстати, — вспомнил он, — надо мне, как бригадиру, распорядиться, чтобы и все остальные члены бригады были в полном параде!

Только когда Михайлов сидел уже в машине, следовавшей в штаб фронта, он почувствовал, что теперь ничто не помешает осуществлению его желания.

Наступила ранняя осень. Выжженная войной трава. По дороге ямы от фугасок. Совсем черные, сожженные деревья, обуглившиеся кустарники. Ни одной птицы. Глухо, ритмично стреляют орудия.

Патриотизм! Он заложен не только в людях, но и в природе. Русский лес!.. Вот он стоит настороженный, будто готовый к бою…

На фронте бригаду артистов приветливо встретил генерал Голиков. Гостеприимный хозяин просит всех размещаться и чувствовать себя как дома. В это время поблизости где-то очень неласково рявкнула пушка. Все переглянулись и весело рассмеялись.

Еще в Москве Максиму Дормидонтовичу при составлении программы советовали репертуар выбирать веселый, и он сразу же решил спросить генерала, стоит ли петь невеселую, как известно, арию Сусанина?

— Обязательно даже, — сказал тот. — Это героическая и светлая ария, не говоря уже о чарующей музыке!

Первый концерт состоялся на поляне большого леса. Ели и сосны стояли насупившись. Небо в просветах макушек деревьев — синее, безоблачное, и доносящиеся залпы звучат совершенно несуразным диссонансом. На поляне разместились вооруженные бойцы. Кажется, вот сейчас раздастся команда, и все, как один, ринутся в атаку.

«Сусанинский лес», — подумал Максим Дормидонтович и, не объявляя, запел «Чуют правду…»

Баянист, пристроившийся на футляре от инструмента, подхватил мелодию.

Голос певца в чуткой тишине звучал бескрайне, сверкая обертонами, врываясь в душу волнующими словами.

Максим Дормидонтович кончил петь. Минуту стояла тишина. Артисту это было в данном случае очень дорого: значит, слушатели прониклись его настроением, а его просто не отмахнешь, надо пережить. Но вот по молодым лицам прошла улыбка, и вступили в свои права ладони рук. Тут же, не дожидаясь, когда смолкнут аплодисменты, Михайлов объявил: «Вдоль по Питерской!»

Эту веселую песню артист передавал на «большом серьезе», от чего она еще больше выигрывала:

Это «покрепче» певец произнес на глубоких басах. Получилось очень весело. А на словах «кума-душечка» голос разлился во всю ширь русской удали.

Как только кончил артист, посыпались «заказы»:

— «Блоху», «Застольную», «Кончака»…

Концерты обычно шли до тех пор, пока зрители не подымались со своих мест по сигналу тревоги. Хозяевами концертов была «публика».

Ночевали в землянках или палатках. В обстановке фронта Максим Дормидонтович чувствовал себя гораздо спокойнее, чем в городе.

— Недаром говорит пословица, что на миру и смерть красна, — шутил он.

Концерт почти на передовой. На большой поляне, окаймленной березками, разместились «делегаты» от подразделений, занимающих боевые рубежи. Из фанеры даже сделана небольшая эстрада. Ветер раздувает седеющие пряди волос артиста. Падают редкие капли дождя. Михайлов окинул взглядом своих слушателей. Кто они? Рабочие, колхозники, студенты — советские люди, сплоченные в громадную силу для отпора врагу.

Обычно Максим Дормидонтович начинает свой концерт небольшим вступлением, беседой со слушателями. В этот раз он вышел вперед и сразу, без музыки, запел:

Вначале он пел строго, собранно, но на фразе

в мощном органном звуке голоса задрожала слеза, потом она скатилась из глаз, не оплакивающая, а гордая великим подвигом человека.

Но вот минор песни переходит в мажор:

Лицо артиста светлеет. Он поет гимн о своей Родине, прославляет героев, клянется за всех: