Анна Кузнецова - Максим из Кольцовки

С любовью и почетом Народный артист Советского Союза был встречен в Болгарии, Венгрии, Румынии, Чехословакии, Германской Демократической Республике, Северной Корее и Китае, куда он принес яркие плоды свободного советского искусства, делился своим опытом и учился сам.

Поездки Максима Дормидонтовича в эти страны явились демонстрацией естественного взаимного обогащения в области музыкальной культуры народов, идущих рука об руку к единой для всех цели — коммунизму.

На вопрос одного из друзей, как чувствовал себя Максим Дормидонтович в гостях, он ответил:

— Как дома!

Несколько иные воспоминания остались от поездок в европейские страны: Италию, Австрию, Норвегию, Финляндию.

— Для этих стран, — рассказывает Максим Дормидонтович, — характерно горячее чувство любви к советским людям, в том числе к артистам, со стороны широких масс трудящихся, простых людей, как принято говорить, и сдержанное, а кое-где и холодное отношение государственных чиновников, например, в Италии даже чинивших препятствия. Артистам не разрешили закончить намеченный маршрут, а выступления в Риме вообще были запрещены.

Однако, несмотря ни на что, и в этих странах пресса давала самые лестные и восторженные отзывы о советском искусстве, что говорит о высоком исполнительском мастерстве и богатых вокальных данных участников концертов.

В Италии, стране особых любителей и знатоков пения, в атмосфере недоброжелательности сверху, о Максиме Дормидонтовиче газета «Ла национе Италиа» писала:

«…Главным раскрытием вечера был бас М. Михайлов… Он самый русский, русский выбором программы, но главным образом русский из-за характеристики его голоса, из-за своего живого духа исполнения, из-за силы колорита…»

Норвежская «Дагбладет» о нем же писала:

«Нисколько не удивительно, что Михайлов находится среди передовых сил Большого театра в Москве. Он искусно управляет своим голосом и владеет богатой техникой. Его бас-баритон отличается силой и ровностью, которые редко встречаются…»

В переполненном Бетховенском зале Большого театра собрались артисты театра, обслуживающий персонал, технические работники. Всем хочется послушать рассказ о других странах…

В овальные окна зала смотрится синь вечера. Собравшиеся тесным кольцом окружили Михайлова. Слышатся вопросы, строятся предположения, раздается смех…

— Начну, друзья, с того, что ехал я в Италию с беспокойством. Ведь ехал я не только как артист, но и как представитель советского искусства, и это вдвойне волновало меня.

Еще Шаляпин писал перед своим посещением Италии, что глубоко понимает всю серьезность предстоящей ему поездки. Он говорил с тревогой: «Ведь это же страна прекрасных певцов!», как бы сказать…

— Бельканто, — подсказал кто-то.

— Вот, вот, — согласился Михайлов. — Бельканто! Оратор я плохой, — улыбнулся он, — так уж вы меня извините.

— Говорите, говорите, — послышалось со всех сторон.

— Так вот, — продолжал Михайлов, — уж если Федор Иванович волновался, то мне и сам бог велел!

Я поставил перед собой задачу познакомить итальянскую публику не только с нашими классическими оперными ариями и романсами, но и с русской народной песней.

— Вот это дело! — не утерпел кто-то.

— Не сбивайте, — закричал сидящий неподалеку молодой бас.

— Правильно, не сбивайте, я и сам собьюсь, — пошутил Максим Дормидонтович. — Мы ехали в страну, давшую в прошлом таких выдающихся мастеров искусств, как Микеланджело, Паганини, Верди, Россини, всех и не перечтешь…

— Да, уж столько этой стране отпущено света и тепла, что, кажется, там не должно быть голодных и нищих, — заявил беспокойный Паша.

— В некоторых городах Италии мэрами городов избраны коммунисты. Там жители откровеннее проявляли свои симпатии к нашей стране. После концертов прямо тут же к нам подходили, выражали свои восторги, дарили цветы.

Принимали нас хорошо и ложи, и партер, не чем выше были места, тем восторженнее и откровеннее симпатии. В бурю оваций вплетались голоса: «Вольга!» — это означало, что хотят, чтобы я спел «Эй, ухнем!», «Поле-поле!» — под этим подразумевалась «Степь да степь»…

Итальянцы интересовались не только, как мы поем, но и как одеваемся в обычные дни. Буржуазная пресса распускала про нас слухи, пытаясь снизить симпатии итальянского народа к нам и чем-нибудь подорвать наш авторитет; писали, что все мы одеты в одинаковые серые костюмы и у всех русских чемоданы из фанеры и т. д.