После выступлений, точно шквал, обрушиваются аплодисменты. Из «зрительного зала» летят букеты цветов. Скоро под ними тонет вся эстрада. В Канге однажды во время концерта неожиданно разразился ливень, гром заглушал голоса артистов; зрители, на которых низвергались потоки воды, не расходились, концерт не прекращался. На помощь артистам пришла молодежь. Они принесли одеяла, растянули их на шестах и сделали над эстрадой нечто вроде крыши.
Корейцы очень музыкальны. Они любят и высоко ценят подлинное искусство. Огромной популярностью пользуются там песни советских композиторов, особенно песня «Широка страна моя родная».
Много волнующих встреч было у Максима Дормидонтовича в этой стране. После концерта в Нампхо к артистам пришел совсем древний старик. Он обнял Михайлова и прижал к груди. На глазах его были слезы. Он сказал, что счастлив на склоне лет увидеть посланцев Советской страны.
Концерты были яркой демонстрацией братской дружбы советского и корейского народов. На одном из концертов рабочие завода преподнесли Максиму Дормидонтовичу для передачи коллективу Большого театра знамя, на котором вышита надпись:
«Привет делегации деятелей советского искусства, посетившей КНДР! Да здравствует корейско-советская дружба! Да здравствует вечная и нерушимая дружба и солидарность между корейским и советским народами!»
В день отъезда из столицы в другие города страны к Михайлову подошел корейский юноша Те Ну Бон, представился и попросил послушать его голос. У него не было никакой школы, но природный материал оказался богатым — ярко выраженный баритон. Максим Дормидонтович удивился, когда вечером того же дня Те Ну Бон появился в вагоне поезда, в котором артисты ездили по Корее. Смущенный и радостный Те Ну Бон сообщил, что едет в этом же поезде, и признался, что добиться этого ему стоило большого труда.
— Научите меня петь, — обратился он к артисту на ломаном русском языке. — Ведь я буду возле вас целый месяц!
Он смотрел на Михайлова с такой мольбой и надеждой, что отказать было невозможно.
В знойные полдни, когда от жары некуда было деваться, и в свободные от концертов вечера они садились друг против друга, и начинался урок.
Вначале Михайлов показывал ему правильное звуковедение, Те Ну Бон схватывал все на лету. То, что Максим Дормидонтович не мог объяснить словами, так как юноша русский язык почти не знал, он показывал голосом, облегчая его почти до баритонального звучания. Иногда они пользовались пианино, стоявшим в салоне вагона. Вскоре по настоятельной просьбе ученика начали разучивать арию князя Игоря и песню «Глухой неведомой тайгою». К концу месяца Те Ну Бон пел эти вещи почти профессионально.
Максим Дормидонтович тоже увлекся занятиями, уж очень ему хотелось, чтобы Те Ну Бон стал хорошим певцом.
По окончании поездки советские артисты давали заключительный концерт в столице, в нем участвовал и Те Ну Бон. Когда знакомая стройная фигурка появилась на эстраде, Максим Дормидонтович сильно взволновался, а Те Ну Бон был совершенно спокоен.
«Ведь вот дети, они почти не волнуются, когда выступают, — подумал Максим Дормидонтович. — Те Ну Бон в искусстве тоже еще ребенок! Способный, упорный».
Но вот прозвучало мягко и уверенно:
Ни сна, ни отдыха измученной душе…
И Максим Дормидонтович вообразил себя посторонним слушателем. Он одобрил голос и манеру пения. Публика заставила Те Ну Бона повторить арию и «Тайгу» тоже. Потом он пел народные корейские песни. Всем было ясно, что у юноши большое будущее и что он должен учиться.
На другой день Максим Дормидонтович переговорил с руководителями корейского искусства, просил помочь Те Ну Бону в дальнейшем совершенствовании…
К началу приемных испытаний в консерватории Те Ну Бон был в Москве. В тот же день он явился на квартиру к полюбившемуся ему артисту и учителю. Несколько проверочных встреч убедили Максима Дормидонтовича в том, что его ученик в полной форме, принял к сведению все его советы.
Те Ну Бон успешно выдержал испытания и стал студентом Московской консерватории.
* * *
У одного древнего мудреца спросили: «Кто твой лучший друг?» — «Мой лучший друг тот, кто является верным другом моего народа».
Эту притчу Михайлов не раз вспоминал во время месячника китайско-советской дружбы. В Пекине и Шанхае, в Кантоне и Ханьчжоу, в больших городах и небольших деревнях делегатов Советского Союза встречала волна горячей народной любви и признательности.
Читать дальше