Анна Кузнецова: Максим из Кольцовки

— Иногда даже приходилось, — рассказывал Михайлов, — чтобы на протяжной ноте не стоять с открытым ртом без звука или с закрытым — при звуке, отворачиваться от аппарата, придумывая по ходу действия новую мизансцену.

Эпизод кинокартины, в котором Михайлов выступает в роли протодиакона при коронации царя, записывался в Сокольническом соборе. Особая трудность заключалась в том, что запись происходила а капелла, можно было не рассчитать звук, и тогда оставались лишние слова или, наоборот, могло их не хватить.

«Многолетие» идет, повышаясь вверх по полутону, даже по четверти тона. Но это оригинальное и очень трудное звуковедение нарушилось, когда после просмотра режиссуре фильма показалось, что этот момент слишком растянут. Выбросили несколько слов вместе со звуком, получился скачок кверху сразу на тон, нарушилась последовательность звучания. Этим Максим Дормидонтович был не очень доволен, но исправить ничего не мог: картина уже вышла на экран.

Михайлов был приглашен сниматься в роли Кончака. По первоначальному замыслу постановщика и режиссуры, он должен был исполнять небольшой кусок из арии со слов «Эй, пленниц привести сюда!» На просмотре кинокартины возник вопрос, почему не дана вся ария Кончака, Михайлов, что ли, не согласился петь? Была внесена поправка. Предполагалось исполнить один куплет арии, но для пробы записали всю, и это так украсило картину, настолько она хорошо звучала, была насыщена таким выразительным внутренним содержанием, что сокращать ее никто не решился.

Максиму Дормидонтовичу, привыкшему к большому творчеству на сцене, съемки в кино были не по душе. Если в опере линия образа постепенно развивается, нарастая от одной картины к другой, то в кино роль как бы разрывается на куски, что очень расхолаживает исполнителя. Бывает очень трудно вновь собрать внимание. Особенно остро Максим Дормидонтович почувствовал это, когда снимался в своей любимой роли в опере «Иван Сусанин». Едва он успевал сосредоточиться и спеть фразу «Чуют правду!.. Ты, заря, скорее заблести…», как слышалось: «Довольно! Свет!»

— Чтобы в кино петь с душой, нужно иметь такую душу, — говорит Максим Дормидонтович, — чтобы ее хватило на всю съемку, бесконечно прерываемую.

Трудность съемки в кино состояла еще и в том, что приходилось сниматься, например в роли Сусанина, — в шубе. В свете фонарей и прожекторов неимоверно жарко, а изображать надо холод, стужу.

Только сознание, что картину будет смотреть народ, у нее будет огромная аудитория зрителей, заставляет переносить эти неудобства.

— Если бы после съемки картина не шла непосредственно к зрителю, никогда бы не согласился сниматься в кино! — говорит Михайлов, рассказывая о своей работе в кино.

В опере «Черевички» условность оперного театра сочетается с условностью сказочной фантастики. «Как же справится с этой двойной условностью кинематограф?» — думал Михайлов, когда его пригласили сниматься в роли Чуба. Но режиссура стремилась не уничтожать условность оперного зрелища, а только найти способ сделать ее убедительной. Несмотря на большие купюры, музыкальный замысел, стиль оперы Чайковского были сохранены бережно и любовно.

Картина снималась в Алма-Ате летом, в страшную жару.

Выйдешь из павильона, а на улице еще душнее. Стужа, снег, метель — все было искусственное. Когда снимался момент бури, включали большой вентилятор и бросали навстречу «подгулявшему Чубу» огромное количество всякого бумажного мусора. Артист отворачивался, но ему кричали:

— Нельзя, искусство требует жертв!

И скоро Максим Дормидонтович, сидя в кино как зритель и глядя на известные ему ухищрения режиссеров, забывал о них и все воспринимал, как правду.

Выдающийся композитор Д. Д. Шостакович в своей рецензии на кинокартину «Черевички» писал:

«Необычайно выразительно и интересно играет Чуба М. Михайлов. Жалко, что мы редко видим этого замечательного певца и актера на экране. Уже в первом его выступлении в кино (фильм-концерт, в котором-он исполнял известную шотландскую песню Бетховена) обнаружились замечательные его данные, как киноактера. Мне кажется, что стоило бы специально для него написать кинематографическую роль».

Все зарубежные поездки Максима Дормидонтовича пришлись на годы после Великой Отечественной войны.