Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Лианозово не составляло единой художественной школы. Там все рисовали, но кто в лес, кто по дрова. Основатель кружка, симпатичный старичок Е. Л. Кропивницкий, рисовал женские силуэты цветными карандашами, его супруга, библиотекарь О. А. Потапова, лепила абстрактные коврики, их сын Лева, инвалид войны и зек, каждый сезон менял манеру письма, так что определить его художественное лицо совершенно невозможно, дочь Валя рисовала симпатичных чертей на крыше, а зять, строительный десятник Оскар Рабин, писал маслом кривобокие бараки и помойки.

Любительский кружок, а не школа!

Рабин никогда не выходил из любимого барака, ни в Москве, ни в Париже, где обосновался в 50 лет отроду.

Рабин — это барак!

Барак как очаг сопротивления и защиты. Рабин верит в незыблемость и вечность барака.

Мы никогда не дружили в Советском Союзе. Сначала сказался возраст — он старше на десять лет — и существенная разница вкусов. Сходясь на случайных выставках, мы лишь терпели друг друга, не доходя до мордобоя у жалкой кормушки «дипарта», где Оскар первенствовал с самого начала, на зависть подпольным коллегам.

На Западе, в том же Париже, хозяева порядочных галерей с доходными связями подбирают художников, как жеребцов для скачек, пять или десять лет выколачивая из них коммерческую выгоду. Людей, быстро переломавших ноги и мышцы, выбрасывают на помойку без всяких пенсий и премий.

Ни я, ни Оскар в отряд избранных жеребцов среди мерцающих звезд латинской цивилизации не попали.

Выставка, организованная А. Д. Глезером в Париже (1977), не принесла ему ни славы, ни желанной валюты. Сразу троих — его, жену и сына — оставили у бездоходных дел.

Запад — не судьба.

О. Р. написал воспоминания в соавторстве с парижской журналисткой Клод Дей, принесшие ему определенную известность. Ему дали хорошую мастерскую в центре Парижа, где было так же скучно и мрачно, как в лианозовском бараке. Не зная толком культуры Запада, не владея иностранными языками, Оскар, Валя Кропивницкая и вспыльчивый сын зарабатывали на хлеб насущный ностальгическими картинками московских дворов и бараков, населенных чертями и зловещими тенями. Во всех начинаниях русской эмиграции — «Союз русских художников», «Тундра русских артистов» — Чернышева, Хвоста и Нечаева — Рабин молча занимал место рядового участника и лишь чуть-чуть воспрянул духом с перестройкой, открывшей окна пошире для эмигрантов.

До знаменательной встречи в 1982-м я не слышал о художественных клубах в Париже, пусть скандальных и недоступных простому смертному, и вдруг мне сообщили, что полулегальная галерея «Бо Лезар» собирает молодежь для престижных выставок во Франции и за ее пределами. Меня и Игора, моего ученика, привела туда француженка, знавшая администрацию галереи.

Осенью 1982-го мы смогли показать свои вещи руководству галереи. Меня сразу отклонили по возрасту (старик, 44 года), но Игора в точности соответствовал их розыскам: яркий, красочный, карикатурный мир. Через месяц его оповестили по телефону, что он не попадет в списки экспонатов, но объяснить причину отказались. Так решило оккультное жюри видных стилистов, финансировавших операцию, однако на первый вернисаж мы охотно пошли. Уж очень хотелось посмотреть, что рисуют «ящуры» и как выглядит французская звезда в звездной атмосфере.

Галерея «Бо Лезар» располагалась во втором этаже, не с большой витриной на тротуар, как принято в Париже, а в американском стиле, с кнопкой у подъезда и едва заметной надписью «Галери Бо Лезар». Нас встретил сразу лакей в белом пиджаке и черной бабочке, с подносом отличного шампанского. Подошел знакомый компьютерщик, видевший наши работы. Мы выпили по глотку и осмотрели все три комнаты, увешанные картинами.

Вот эротический бред Комбаса, а вот гномы Ди Розы, сбежавшие из мультфильмов Диснея, а вот черные головастики Буарона, а вот трупоед Виллерса, ну весь парад парижского «трансавангарда».

Жидковато, сплошная муть, а не живопись.

Плохо рисуют электрики из Марселя!

Корявые звезды Запада!

Повторяю: я буду придирчив к Западу.

«Кого люблю, тех обличаю и наказываю», — как говорил Иоанн Богослов в «Откровении» (3, 17).

Ладно, мы «жрем ваш хлеб», но где же кузница мировых шедевров? Их нет!

Чтобы не морочить читателю голову искусствоведческой лабудой, рисование молодых французов можно сравнить с сатирическим журналом «Крокодил» эпохи «холодной войны». Если его увеличить до двух-трех метров и замазать небрежно краской, то получится новый «изм» 80-х годов под названием «трансавангард».