Александр Ливергант - Дом на кладбище

В самом конце августа роман готов; может быть (и даже скорее всего), он не лучше «Джейн Эйр», но уж точно совсем на него не похож. Повествование ведется не от первого, а от третьего лица. Действие романа отнесено во времена наполеоновских войн и луддитских мятежей. Приемы готического романа уже не просматриваются:

«Если я все же снова начну писать, — пишет Шарлотта Льюису в январе 1848 года, — то в новой книге не будет того, что вы называете мелодрамой».

Обращает на себя внимание «Шерли» и широкой общественной панорамой, чего не было ни в «Учителе», ни в «Джейн Эйр». Автор и персонажи высказываются на такие актуальные (скорее для сороковых годов, чем для десятых) темы, как женский вопрос (надзиратель на фабрике Мура Джо Скотт убежден: политические и общественные конфликты — не женское дело), рабочий вопрос (разрушение луддитами фабрики Мура), детский вопрос. Безработица, филантропия. Социальные конфликты, к которым, кстати сказать, у Шарлотты вслед за ее отцом отношение всегда было резко отрицательное.

«Революции тянут мир назад во всем, что только есть в нем доброго, — пишет она мисс Вулер годом раньше, 31 марта 1848 года. — Они останавливают ход цивилизации, заставляют всплыть на поверхность подонков общества… Молю Бога, чтобы Англию миновали судороги и припадки безумия, бушующие на континенте…»

Есть в романе, как всегда у Шарлотты, узнаваемые прототипы: священник Хелстоун с очевидностью списан с Патрика Бронте (такой же неустрашимый, такой же консерватор), Шерли Килдэр — с любимой сестры Эмили, Кэролайн Хелстоун — с Эллен Насси.

Роман вышел 26 октября 1849 года, и первая рецензия появилась уже спустя пять дней — автора она не порадовала. Рецензии на «Джейн Эйр» были, мы помним, в большинстве своем положительные, на «Шерли» же — почти все отрицательные. Особенно усердствовала «Дейли Ньюс»:

«Никому не нужная пошлятина… отвратительно… среди мужских персонажей ни одного подлинного… таких мужчин не бывает в природе… нет ни Хелстоунов, ни Йорков, ни Муров. Все они не более реальны, чем восковые фигуры в музее мадам Тюссо».

Зато женские персонажи в целом понравились, из чего делался однозначный вывод: автор — не мистер Каррер Белл, а женщина; как съязвил один из критиков: «Каррер Белл в нижней юбке». Рецензент «Фрейзер мэгазин» пошел в своих изысканиях пола автора еще дальше:

«Держу пари, что Каррер Белл не просто женщина… а женщина из Йоркшира, к тому же не один год прослужившая гувернанткой».

Шарлотта разочарована.

«Если б я могла загадать желание, — сказала она как-то Джорджу Смиту, — я бы попросила добрую фею наделить меня даром быть невидимкой».

За отсутствием доброй феи спустя месяц после выхода романа в Лондон по приглашению Джорджа Смита приезжает не таинственный Каррер Белл, как в прошлый раз, а маленькая, робкая, скромно одетая Шарлотта Бронте — после смерти сестер хранить тайну литературного псевдонима смысла больше не имело. В «Бредфордском наблюдателе» от 28 февраля 1850 года можно было прочесть следующее объявление:

«Нам стало известно, что единственная дочь преподобного П. Бронте, приходского священника в Ховорте, является автором „Джейн Эйр” и „Шерли”, двух наиболее известных романов нашего времени, которые выходили из печати за подписью „Каррер Белл”».

Джордж Смит, как и год назад, проявил себя гостеприимным хозяином: гулял с Джейн по Лондону, водил по картинным галереям, побывал с ней на выставке ее любимого Тернера, дважды повел в театр на «Макбета» и «Отелло» с участием знаменитого Уильяма Чарльза Макриди (который не произвел на Шарлотту никакого впечатления), главное же, несколько раз за те две недели, что она провела в Лондоне, устраивал в ее честь пышные приемы, а накануне ее отъезда пригласил к себе ведущих критиков, в том числе Джона Форстера, издателя «Экзаминера», и Генри Чорли, литературного и музыкального критика журнала «Атенеум», а также рецензента лондонской «Таймс», который в рецензии от 7 декабря не оставил от «Шерли» камня на камне. Самыми мягкими характеристиками романа были «пошлый» и «незрелый». Персонажи, по мнению критика, были рождены «воспаленным воображением автора», «с реальной жизнью они не имеют ничего общего», что же касается диалога, то «живые люди так не говорят».

Но не грозные зоилы смутили Шарлотту. Самообладание ее покинуло, когда 4 декабря (памятная дата!) она встретилась со своим кумиром и доброжелателем Уильямом Мейкписом Теккереем, «писателем с миссией», как она называла автора «Ярмарки тщеславия». И, конечно же, очень разволновалась. Раньше их общение сводилось лишь к формальной переписке, вежливому обмену любезностями: Шарлотта благодарила мэтра за рецензию на «Джейн Эйр», мэтр Шарлотту за посвящение ему второго издания романа.