Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

17-го [марта. Москва].

В самом пылу болезни моей получил я от тебя какие-то стихи, кажется, твоего Козлова и, кажется, для моего «Телеграфа»; теперь их не отыщу: пришли же новый список и пришли еще что-нибудь Боратынского, Языкова. Сейчас нашел балладу «Разбойник» и отдам в «Телеграф». Не так ли? А не то беру на свою совесть разбойничий или Воейковский грех. Ради Бога, упроси его, чтобы он моего старья не перепечатывал. Ведь, право, терпенья нет!

Мне лучше, но все еще нехорошо; только, чтобы не сбылась поговорка: «Le mieux est l'ennemi du bien». У меня три горячки были на шее; вот новое доказательство, что Бог Троицу любит. Обнимаю вас всех, немногих.

Что скажешь ты o том, как в Москве проводят и убивают время? Неужели и это злодейство будет утушено ради некоторых уважений? Неужели у нас одни Катенины и Пушкины будут служить неминуемыми целями для ударов карающей власти? Вообрази, что здешния бабы обоего пола впутали в эту историю и в анекдот Лаваля и Толстого, который в оба эти похода был в Могилеве. Немудрено, чтобы эти слухи дошли и до Петербурга, то сделай одолжение, зажимай рот клеветникам вольным и невольным. По многим вероятным соображениям должно полагать, что губка начальства смоет кровавые пятна этого душегубства. Но по крайней мере общественное мнение. сильно вопиет о мести. Я замечал во время болезни, что ни одно радостное, сердцеутетительное, благорастворяющее известие не доходило до моего слуха, а все одни вести о сумасбродствах, подлостях и преступлениях собратий моих по Адаму или Иисусу Христу и, право, с унынием и совершенным упадком духа смотрел на возвращение свое к жизни. Это чувство меня тяготило.

Приписка Е. Н. Карамзиной.

Maman vous demande excuse de son indiscrétion: elle a décacheté votre lettre pour savoir un peu plus de détails que ceux que Wiasemsky nous donne. Comment va la santé de m-r votre frère? Dites-nous, je vous prie, quelques mots là-dessus. C. Karamsine.

На обороте: А. И. Тургеневу.

21-го марта, суббота. [Петербург].

Сию минуту получил твое письмо. Не помню, для «Телеграфа» ли прислал я тебе стихи Козлова. Справлюсь сегодня и после завтра напишу к тебе. Подожди отдавать в журнал.

О деле графа Федора Толстого спроси у него самого. Он все подробно знает, что здесь о нем происходило, но, ради Бога, никому более не сказывай: можешь повредить. Скажи ему, что и к тебе я не писал о сем, но что ты спросил у меня, и я тебе сослался на него. Игроков уймут.

Муханов, адъютант Закревского, у меня. Дело Бор[атынскаго] еще не совсем удалось. Очень тяжело и грустно, но впрочем авось! Отдай письмо Жихареву. Завтра крестины великой княжны. Прости! Должен спешить. Брат все еще болен, но Николай пишет из Неаполя, что ему гораздо лучше.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому, в Чернышевом переулке, в собственном доме, в Москве.

23-го марта. [Москва].

Сделай одолжение, доставь это нужное письмо служащему при английской миссии Bankhead; а если он уже уехал, то поручи судьбу письма кому-нибудь из его товарищей. Мне лучше. Я начинаю по утрам прокатываться. Обними Карамзиных и всех немногих. Каков твой брат? Писать опоздал. Да пиши же чаще!

25-го [марта. Москва].

Прошу вручить Жуковскому прилагаемое. Ты, говорят, на воды едешь. Не верю! Как тебе расстаться с Черною Речкою, с Булгариным и прочим? В «Дамском Журнале» напечатаны стихи:

Вот как я их вчера переделал при Дмитриеве:

то-есть, вонючий.

Что сказала княгиня Софья Волконская о газетах? Потерял ли я несколько номеров или пет? Lisez-moi la chose au clair. Сегодня получил я твое письмо и отослал приложенное Жихареву, который каждый вечер говорит у меня по целым часам Хвостовскими стихами. Дай Бог успеху Закревскому!

Прости, простите!

Алексею Михайловичу лучше, но Скюдери все еще не уверен в будущем.

Четверг на Фоминой. [9-го апреля. Москва].

«Pends-toi, brave Crillou!» Сегодня был у тетки Викентьевой; и я туда зван, вероятно, потому, что ты за нею волочился. Ты знаешь или не знаешь, что обер-прокурор Лобанов женат на Киндяковой, но что она, говорят, не замужем. На днях он получил 3-го Владимира и посылает теще своей сказать: «Поздравьте меня: я кавалер!» «Слава Богу», восклицает она, «стало и дочь моя будет дама!» C'est un mot charmant! Я перенес бы еще пять горячек, чтобы быть творцом этой прелести! Алексей Пушкин, когда сказали ему, что Сонцов дородству своему обязан за ключ, сказал: «Он взял его брюхом», а Неелов положил эту мысль на стихи: