Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

Я, говоря, что Сонцову ключ очень к лицу, прибавил, что он не только сановит, но и слоновит. Но венец всему есть Анна Гедеоновская. Нашли способ воскресить ее. Она так была затаскана, что уже никто и не говорил об Анне: теперь только и речей, что об ней. Два раза нашли случай обратить на нее общее внимание: в первый, когда надели ее на Карамзина, во второй – на Гедеонова. Довольно ли с тебя кумовства? Перейдем к другому.

Выписка из письма: «По моложавости и малому росту забракован в академики и даже не удостоен экзамена Михайло Доримедонтович Быковский», который к тебе явится от моего лица. Рекомендуй его Оленину или кому следует. Он сведущ в архитектуре а лучший ученик лучшего московского архитектора Жиларди. Если ты с Олениным не очень нежен, то попроси Карамзина или Гнедича, или Крылова, или кого хочешь, только не упусти случая сделать доброе дело.

Скажи Жуковскому, что я получил его грозное письмо и, несмотря на его христоманию, буду бить его именем и всяким другим, когда придет охота, Булгарина и всех, на кого рука зачешется. Я вовсе не рыцарствовал из дружбы, а говорил о нем, потому что автор.

Утешь его однако же тем, что отвечать не буду на обещанный ответ Булгарина и в спор связываться не буду, а просто буду бить от времени до времени. Ударю, да и полно, а они мне в след пускай мечут ругательства.

Прости! Обедаю сегодня с Дашковым у подагрика Пушкина. Обними Карамзиных. Поезжай со мною в Ревель, или пожалуй я поеду с тобою в Карлсбад. Пришли мне конвертов четвероугольных. Что же стихов Козлова для «Телеграфа»?

10-го апреля. [Петербург.].

Вчера ввечеру только принес ко мне Барбери письмо твое и 1125 рублей, которые отослал сегодня Жуковскому. Вот и записка его. Княгиня Софья Григорьевна ничего не говорила мне о номерах газеты, следовательно и потери пет.

На водах Черной Речки я в это лето не буду: или в Москве, или в дороге проведу его. Я точно еду в водам, по еще не знаю когда. Мое путешествие зависит от увольнения Сергея, а его просьба доложится в Варшаве. Он просится к водам. Если бы мы оба вдруг просились, то почли бы за стачку, и моя просьба повредила бы Сережиной. Так как ни ему, ни мне нельзя выехать, не устроив дел в Москве, то я и решился отложить просьбу об увольнении до возвращения государя, а там подам непременно, и если не пустят или сделают новую неприятность, то и в чистую. Мы надеялись до приезда государя побывать в Москве, по болезнь моя да и брата помешала. После того узнали мы о предложении брату Николаю директорства по высочайшему повелению и o том, что далее поздней осени Канкрин ждать его не будет, и это опять привело нас в раздумье на счет времени отъезда. Николай сбирался еще два лета провести у вод, а мы к нему сбирались; по если он сюда будет осенью, что еще весьма неверно, то может быть надобно подождать его. Но твердое намерение Сергея – не быть здесь ни осенью, ни зимою, а мое – и никогда, если можно. Мне также надобно пополоскать себя. И Реман то же советует. Вот тебе моя исповедь. Брату Николаю предлагают быть директором мануфактур и торговли с тем, чтобы и по особым поручениям министра финансов заниматься, а государь потребовал, чтобы он оставался и в Совете. Министр сам писал к нему, и мы послали письмо. Это не секрет, но я бы не желал, чтобы от моего имени о сем разглашали. Мы получили от него письмо из Палермо и Неаполя. Он объехал Сицилию и чувствует себя совершенно здоровым, как во время оно. Давно он нас так не радовал. Тем страшнее принять место, которое снова закабалит его на сидячую жизнь и не позволит довершить третьего курса.

Алексей Перовский получил место куратора Харькова, как, узнаем после. Вчера был у меня кандидат на все места Лаваль и брызжет негодованием.

Жаль, что я не догадался послать к тебе и нашу переделку того же катрена графа Хвостова. Мы втроем с Жуковским, прочитав Дамский Журнал», переделали тоже.

Я привожу теперь в порядок или только еще разбирало на досуге старые бумаги мои. Сколько сокровищ, сколько для меня воспоминаний! Какая наука жить и ценить людей и вещи! Сколько приятелей, друзей, коих почерки забыты! Какая очистка совести! Сколько стихов, прозы и особливо посланий! Какая бы покормка для тебя! Если будешь здесь, то попотчиваю тебя несколькими кипами, но только oculis, non manibus.