Орбел Татевосян - Третья диктатура. «Явка с повинной» (сборник)

В день приезда у меня в кармане оставалось 300 рублей (230 билет стоил, еще 70 потратил по дороге, три дня ведь, еда-вода). Прожил на них 11 дней. Дальше-то на что жить? Армянин один в общежитии (уже защитившийся) посоветовал: сходи в Вузком комсомола, у них на такие экстраординарные случаи и денежки кое-какие водятся. Съездил на Ленгоры на 10-й этаж главного корпуса, где общественники – партком, профком и комсомол. Сочувственно выслушали. Предложили поехать в подшефный колхоз, поработать с только что зачисленными математиками. Те же медалисты, дня два как уехали. Там ночлег и кормят. Всякие полевые работы – сенокос, прополка Объяснили, как добраться автобусом от станции Можайск. Денег на дорожку дали…

Явился я туда на следующий день после полудня. Ребята все москвичи, разговоры у них столичные. Я себя вообще-то считал начитанным парнем. А тут мелькают такие имена! Пришвин, Куприн, Дидро, Паустовский какой-то… Таких имен не слыхивал. Или: у Гайдна больше 100 симфоний. Врут? Как успел? У Бетховена одних только фортепианных сонат за 30. Или еще: как наклонять тарелку с супом – к себе или от себя? Я про себя думаю: во дураки, проще ж прямо из самой тарелки и допить…

Но больше всего меня поразил эпизод, что перед глазами по сей день. Ходили в выходной на Москву-реку купаться. Вот искупались, вышли из воды, кто где переоделся… Одна из девчонок же надела платье, под его прикрытием при всех стащила плавки с себя и пошла так до деревни без трусов. Я сгорал от стыда, возненавидел её. Всем остальным хоть бы хны! Странный же народ эти русские!

Во второй день работы в поле обратил на меня внимание глава колхоза, проездом притормозивший у нашей бригады пропольщиков. По комплекции я заметно выделялся из общей толпы (математики ведь народ мелковатый). Подошёл: «Пойдёшь в кузню молотобойцем? Я тебе и деньги заплачу. А то мой-то запил, кузнец простаивает в эту страдную пору». Что же, говорю, дело знакомое, позапрошлым летом целый месяц в отцовской МТС кузнецу помогал. Наутро в кузню. И «Сам» пришёл, посмотрел, остался доволен своим выбором. А под конец заплатил 112 рублей. Так что вернулся в Москву богачом. Меня ждал еще и перевод из дома в университетской почте (234 отделение, поди, по сей день в зоне «В») «до востребования» на 200 рублей. Должно хватить до первой стипендии. Она, уже выяснял, бывает 9-го числа месяца.

И проблема ночлега решилась весьма успешно. Муж двоюродной сестры, Галуст, был аспирантом в ИНЭОН, институте Президента Академии Наук Несмеянова. Комнаты в их общежитии на двоих. Но сосед Галуста уехал на каникулы (август же). Так что спать было где. А в Москве разгар Фестиваля молодёжи и студентов, праздник, бардак! Не с моими деньгами в такое общество соваться. И Галуста стеснять, по мне, неприлично.

Опять в Вузком, опять Можайский район, теперь с журналистами (сборная солянка: от второго до пятого курса включительно, и тут – все москвичи). Из всей оравы один только Игорь Кудрин станет потом известным журналистом, долгие годы окажется собкором Центрального телевидения в Испании (с КГБ его отношения не выяснял, хотя уверен, без сотрудничества с разведкой сгорел бы быстро). Лет через пять еще Галю «синеглазую» (с этим именем было четверо девчонок, я их всех окрестил по-своему) встретил в коридоре журфака. Я первокурсник, а она преподавала здесь же русский язык. Слава Богу, не в нашей группе. Было бы очень неудобно: мы же несколько раз встречались в Москве после «колхоза» и даже целовались.

Работаем: лён теребим, сено косим-ворошим, умные разговоры ведем. Хорошо! А мои отношения с журналистами прервались неожиданно досрочно. Денька за три до завершения нашего пребывания одна из девчонок, уже не помню, с какой стати, походя бросила: «Ну, какой ты мужчина!» И в самом деле пока я был мальчиком. А обида смертельная! Сформулировал в голове ответ и, улучив момент, когда мы опять оказались рядом, выдал: «Я плевать на тебя не хочу, тем более – доказывать свои мужские способности». Она в рёв. Ревёт час, два. Весь день! Стерва какая! Как самой хамить – так язык без костей, а как ответ достойный – истерика! И так – всю жизнь. Не могу понять женщин, хоть убей. Что у них за психика…

Часов около 9 вечера мужики навалились на меня: ты же видишь, она вот-вот с ума сойдёт, тебе придётся уехать. Собрал нехитрые пожитки, вышел на дорогу без какой-либо надежды. А до Можайска – 14 километров. И повезло, какой-то автобус пустым возвращался в райцентр, подхватил меня, довез до станции, где на вокзальной скамье и переночевал до начала 6-го утра, а там первым рабочим поездом – в Москву (тут были тепловозы, и эту магистраль электрифицировали несколько позже).