Но если предположить, наконец, что мальчик счастливо перескочил барьер, выстроенный вокруг университетов из кюнеровой грамматики; если предположить, что он докажет свою достаточную развитость уменьем спрягать латинские глаголы и попадет в университет, то нет сомнения, что, в продолжении четырехлетнего курса, у юноши, на всех факультетах, кроме филологического, по причине совершенного неупотребления латинских спряжений (кто же станет заниматься ими добровольно?) три четверти кюнеровской премудрости испарится совершенно, несмотря на то, что эту премудрость зубрил он 7 лет, употребляя на нее чуть не половину всего учебного времени. Это было со всеми нами, кто только ни вынужден был специально заниматься классическими языками; то же будет, конечно, и с нашими детьми. Но, спрашивается, что же станет с теми немногими детьми. Но, спрашивается, что же станется с теми немногими сведениями об одиночестве, которые были подхвачены так себе, мимоходом, между прочим учебным хламом, в течение одного года и а какие-нибудь 40 или 50 уроков? Едва ли остается из них хоть какой-нибудь существенный запас…
Но если изучение латинской грамматики признается патентом на дальнейшее образование, то не справедливо ли признать таким же патентом и основательное знание своей родины? Если думают, что заблудшие и дикие социальные фантазии произошли у нас от плохого изучения латыни, а безверие от незнакомства с овидиевыми метаморфозами, то не гораздо ли яснее видна связь между этими дикими фантазиями и малым знанием отечества – именно той среды, в которой разыгрывались эти фантазии, тем более, когда мы видим, что упорнейшими фантазерами были именно люди, получившие классическое образование? Что человек, читающий Саллюстия, не может строить таких диких фантазий, каких мы были свидетелями в недавнее время, – этого невозможно доказать, не противореча смыслу и опыту; но что эти фантазии в значительной степени родились от невежества во всем, что мы с гордостью называем русским, – этого и доказывать не надобно. Неужели не для каждого очевидно, что одного основательного знания России, и притом знания, проникнутого любовью к ней, достаточно было бы, чтоб все эти нелепые здания фантазии рушились при самом заложении и даже сделались просто невозможными, как невозможны грезы с открытыми глазами, за исключением разве всегда редких явлений полного помешательства? В Швейцарии, Германии, Англии и Америке в основу всего народного образования давно уже проникло убеждение, что знания разделяются на необходимые, полезные и приятные и что необходимые должны ложиться в душу дитяти прежде всех и в основу всем, и приобретение их должно быть поставлено в независимость от приобретения прочих, полезных и приятных. Такими необходимыми знаниями для каждого человека признаются: умение читать, писать и считать, знание оснований своей религии и знание своей родины. Это уже ясно выработавшаяся педагогическая аксиома; кажется, что и нам пора сознать ее и провести повсюду в народном образовании. Без этого нельзя сделать никакого серьезного шага вперед.
Все это необходимо иметь в виду при основании нового педагогического рассадника, потому что пора же, наконец, согласиться, что детей учат не для того только, чтоб учить, а для того, чтоб сообщать им знания, необходимые для жизни, т. е. такие знания, обладая которыми, можно быть полезным и себе и обществу. Нельзя при этом упускать из вида, что не все дети обладают, конечно, одинаковыми способностями и что особенно мало таких, которые оказываются мастерами в деле зубрения латинских склонений и спряжений; а если иметь это в виду, то, очевидно, надо обставить дело обучения так, чтоб кончавший, по крайней мере, половину гимназического курса, выносил из гимназии хоть самое необходимое для жизни. Нужно ли еще доказывать, что теперь несчастный мальчик, попавший в классическую гимназию, если дойдет не далее 3-го класса, то положительно ничего не знает? А ведь на обучении в таких гимназиях обречены дети более чем трех четвертей России. Поможет ли этому горю историко-филологический институт – вот вопрос.
О. Павел Флоренский
«Не всякую правду должно говорить»
Из письма Василию Розанову, литератору и мыслителю
Вы говорите правду, однако не всякую правду должно говорить. Убеждение противное – это и есть то «чернышевско-писаревское» убеждение, которое под титулом «гласности» разрушает все коренное, все дорогое, все мирное, которое всякую неправду, местную и случайную, спешит «возвести в перл создания» и сквозь волчьи слезы хихикает над загрязнением мира, ставшего теперь уже международной пошлостью. Все твердят о хамстве, однако не замечая, что хамство – не в личном грехе, каков бы он ни был, а в бесстыдном обнажении наготы отца. И современная литература, начиная с Гоголя, почти вся насквозь – хамство, даже тогда, когда она говорит самую подлинную правду. Но, позвольте, я просто не хочу знать всякие гадости, которые мне предупредительно подносят…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу