Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

В годы войны отец, по словам Цареградского, выполняя указания Берия, тайно заминировал правительственные дачи и загородные резиденции, а затем скрыл минирование этих объектов от Управления охраны Кремля, чтобы ликвидировать руководителей партии и правительства в подходящий для заговорщиков момент.

В действительности, рассказывал отец, дело обстояло следующим образом. Ему было поручено руководить минированием дорог и объектов в Москве и Подмосковье, чтобы блокировать немецкое наступление в октябре 1941 года под Москвой. Но после того как немцев отбили, мины были сняты, причем делалось все это под строгим контролем по детально разработанному плану. Очевидно, Хрущев и Маленков поверили этой сногсшибательной байке о минировании их дач, состряпанной в прокуратуре или добытой ценой вынужденных признаний у кого-то из арестованных.

На допросах отца не били. Время как бы изменилось, и вожди не отдавали уже приказов вести допрос с пристрастием. Они, после сотен расстрелянных по их указанию людей, стремились выглядеть гуманистами, бить не били, но сна лишали. Следовательские бригады из молодых офицеров, сменявшие друг друга, до пяти утра без конца повторяли один и тот же вопрос: признаете ли вы свое участие в предательских планах и действиях Берия?

«Я решил, — пишет отец, — действовать в духе советов, которые давал мой наставник Шпигельглас: если нет возможности отрицать свою вину, постепенно надо перестать отвечать на вопросы, постепенно перестать есть, без объявления голодовки каждый день выбрасывать часть еды в парашу. Гарантировано, что через две-три недели вы впадете в прострацию, затем полный отказ от пищи. Пройдет еще какое-то время, прежде чем появится тюремный врач и поставит диагноз — истощение; потом госпитализация — и насильное кормление. Наиболее ответственный момент наступает тогда, когда делают спинномозговую пункцию, чтобы проверить болевую реакцию пациента и вывести его из ступора. Если удается выдержать страшную боль, любая комиссия психиатров подтвердит, что вы не можете подвергаться допросам или предстать перед судом.

К концу осени я начал терять силы, не отвечал на вопросы, которые мне задавал Цареградский. Вскоре в камере появилась женщина-врач и предложила перевести меня в больничный блок стационарного обследования.

В палате меня стали насильно кормить. Об этом времени сохранились самые смутные воспоминания, потому что я находился фактически в полубессознательном состоянии. Через несколько дней пребывания в больнице мне сделали пункцию — боль на самом деле была ужасной, но я все же выдержал и не закричал».

Мой отец оставался в психиатрическом отделении больницы в Бутырках больше года. Маме удалось наладить контакт, а затем установить и дружеские отношения с медсестрой тюремной больницы, постоянно дежурившей в палате отца. Она стала тайно сообщать отцу обо всех важных событиях оригинальным способом, придуманным мамой. Свою книгу, которую медсестра обычно читала во время дежурства в палате, она стала оборачивать свежими номерами газеты «Правда», помещая на видное место обложки самые важные правительственные сообщения. Ведь говорить открыто в палате было нельзя: помещение круглосуточно прослушивалось.

Круг посетителей нашей квартиры сузился, но старые боевые товарищи и друзья отца и матери находили время и место для встреч с мамой, помогали, как могли, в тех условиях.

Мы существовали на мамину военную пенсию, а когда она была сокращена Хрущевым пополам (2300 рублей), мама научилась шить, этим содержала дом, поднимала нас, ребят. Родственники также нам помогали.

Хотя над мамой всячески измывались и требовали, чтобы она освободила квартиру, она упорствовала и заявляла, что подчинится только решению суда.

Зимой 1955 года отца перевезли из Москвы в Ленинград, в психиатрическое отделение тюрьмы «Кресты» для дальнейшего медицинского обследования. Мама, узнав об этом, сразу же поехала вслед за отцом. В «Крестах» отец стал инвалидом. Там ему второй раз сделали спинномозговую пункцию и серьезно повредили позвоночник. Прокуратура разрешила свидания только в конце 1957 года. В декабре они с мамой виделись семь раз. На каждом свидании присутствовали следователь Цареградский и двое врачей.

В апреле 1958 года врачи сочли состояние отца удовлетворительным и разрешили возобновить следствие. Для этого отца перевезли обратно в Москву и заключили в Бутырскую тюрьму. Уже там моему отцу было предъявлено обвинительное заключение.