Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

А по министерству уже гуляли слухи, что служба отца несет ответственность за тайные массовые убийства, совершенные по приказу Берия. Через два-три дня он узнал, что его имя начало всплывать в протоколах допросов Берия, Кобулова и Майрановского. А затем последовал и роковой звонок от Генерального прокурора Руденко. Тот потребовал явиться к нему, чтобы «прояснить некоторые известные существенные факты».

«Прежде чем отправиться к Генеральному прокурору на Пушкинскую улицу, — вспоминал отец, — я сказал себе: стреляться я не собираюсь и буду бороться до конца — я никогда не был ни сообщником Берия, ни даже человеком, входившим в его ближайшее окружение.

С самого начала мне не понравился тон и сами вопросы, которые задавал Руденко:

— Когда вы получили преступный приказ Берия начать зондаж возможности тайного мирного соглашения с Гитлером?

Я запротестовал, отметив, что такие выражения, как «преступный приказ», не использовались товарищами Маленковым и Хрущевым, когда они задавали вопросы и выслушивали мои объяснения. О преступных же деяниях Берия я узнал лишь из официального сообщения правительства.

Моими запротоколированными ответами Руденко остался весьма недоволен.

Меня арестовали 21 августа 1953 года. Я находился у себя в кабинете, когда появился майор Бычков, мой секретарь, и ввел трех офицеров.

Одного из них я знал — это был подполковник Гордеев, начальник службы, отвечавшей за аресты, задержания и обыски в особо важных случаях. Он предъявил ордер на мой арест. Тогда я предложил не проходить через приемную, чтобы у сотрудников не вызвать панику, а выйти в другую дверь. Это было грубым нарушением закона, но они согласились. По всем правилам я должен был подписать акт о проведении обыска у себя в кабинете и оставаться на месте, пока он не будет закончен».

Отец рассказывал, что с ним было дальше. Его привели во внутреннюю тюрьму, находившуюся в подвале Лубянки. Только несколько часов спустя двое надзирателей вывели его в административный блок тюрьмы, где обыскали, сняли с руки швейцарские часы-хронометр, купленные отцом пятнадцать лет назад в Бельгии, и положили их в нагрудный карман его пиджака. Потом провели к тюремной машине, и в самый последний момент один из надзирателей выхватил из кармана отцовские часы. Это мелкое воровство потрясло его. Он не мог себе представить, что надзиратели особо секретной внутренней тюрьмы, люди в чекистских погонах, могут вести себя как карманники.

Отца привезли в Бутырскую тюрьму и поместили в одиночную камеру. Первый допрос состоялся поздно вечером. Допрашивали Руденко и полковник юстиции Цареградский. Руденко грубым тоном объявил отцу, что он арестован как активный участник заговора Берия, целью которого был захват власти. Дальше пошло совсем невообразимое. Оказалось, отец является доверенным лицом и сообщником Берия в тайных сделках с иностранными державами против интересов Советского государства, что он организовал ряд террористических актов против личных врагов Берия и планировал теракты против руководителей Советского государства. Тут я цитирую отца почти дословно.

«Выслушав эти чудовищные обвинения, — вспоминал отец, — я стал резко протестовать против незаконных в отношении меня как арестованного действий: я не присутствовал при обыске в своем кабинете, мне не дали опись изъятых при обыске вещей, и в завершение при доставке под конвоем в Бутырскую тюрьму у меня были похищены надзирателем швейцарские ручные часы-хронометр.

Руденко и Цареградский остолбенело уставились на меня не веря собственным ушам. Наконец Руденко пришел в себя и сказал, что прикажет во всем разобраться. Пока оба были в замешательстве, я решил пойти дальше и выразить протест, что меня вопреки закону допрашивают в ночное время. Но Руденко оборвал меня:

— Мы не будем придерживаться правил, допрашивая заклятых врагов советской власти. Можно подумать, что у вас в НКВД соблюдались формальности. С вами, Берия и со всей вашей бандой будем поступать так же».

Когда я прочитал эти слова в книге отца, в первый момент мне не хотелось верить в то, что этот, как его преподносили везде, самый, самый справедливый прокурор оказался ничуть не лучше тех самых следователей ОГПУ—НКВД, которые вели себя с заключенными как цепные псы.

«На следующее утро, — продолжал отец, — в камере появился дежурный офицер с описью отобранных у меня при обыске вещей, среди них были часы-хронометр».