Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

Берия обвиняли в том, что он без санкции ЦК дал распоряжение о подготовке испытания водородной бомбы. Между тем этот приказ никто не отменил после его ареста, и подготовка продолжалась весь июнь, когда он уже сидел в тюрьме, а испытание провели в августе.

Одно из главных обвинений против Берия заключалось в том, что во время Гражданской войны, в 1919 году, он являлся агентом мусаватистской националистической разведки и якобы установил тайные контакты с британской спецслужбой в Баку, которая внедрила его в большевистскую организацию. В приговоре по его делу утверждалось, что Берия уничтожил всех свидетелей своего предательского поведения в годы Гражданской войны на Кавказе и оклеветал память славного большевика Серго Орджоникидзе, героя грузинского народа и верного друга Ленина и Сталина. Однако Орджоникидзе сам подготовил и собственноручно написал заявление в Комиссию партконтроля, подтверждавшее, что Берия был послан Коммунистической партией в организацию азербайджанских националистов, с тем чтобы проникнуть в их спецслужбу. Этот документ находится в «фон-Берия», в президентском архиве. 5 августа, вспоминал отец, его вызвали в кабинет к Круглову и приказали принести агентурное дело Стаменова, болгарского посла в Москве в 1941–1944 годах, агента НКВД, которого он курировал. Без всякого объяснения Круппов сказал, что нас ждут в «инстанции» — это означало, что надо ехать в Кремль.

«В бывшем кабинете Сталина, — пишет в воспоминаниях отец, — находились Хрущев, Молотов, Маленков, Булганин и Ворошилов. Ко мне обратился Хрущев:

— Товарищ Судоплатов, вы знаете, что мы арестовали Берия за предательскую деятельность. Вы работали с ним многие годы. Берия пишет, что хочет с нами объясниться. Но мы не хотим с ним разговаривать. Мы пригласили вас, чтобы выяснить некоторые его предательские действия. Думаем, что вы будете откровенны в своих ответах перед партией.

— Мой партийный долг — представить руководству партии и правительства истинные факты. — Объяснив, что меня поразило разоблачение Берия как врага народа, я добавил: — К сожалению, я узнал о его заговоре против правительства лишь из официального сообщения.

Маленков потребовал, чтобы я объяснил свое участие в тайных попытках Берия в первые месяцы войны установить контакт с Гитлером, чтобы начать мирные переговоры на основе территориальных уступок».

Отец этого факта, как мы знаем из его рассказов, не отвергал и ответил, что в начале войны Берия действительно приказал встретиться со Стаменовым — давним агентом нашей разведки. Отцу поручалось использовать его для распространения дезинформации среди дипломатического корпуса в Москве. Дезинформация сводилась к тому, что мирное урегулирование с немцами на основе территориальных уступок вполне возможно. Отец знал, что Берия хотел встретиться со Стаменовым сам, но ему запретил это делать В. М. Молотов. По своей инициативе Стаменов, чтобы произвести впечатление на болгарского царя, должен был передать эти слухи, сославшись на «надежный источник в верхах». На этот счет не было никакого письменного приказа. Отец рассказал также, что с разрешения Молотова договорился об Устройстве жены Стаменова на работу в Институт биохимии Академии наук СССР.

Хрущев попросил отца «доложить» о секретных ликвидациях, которыми занималось подчиненное отцу подразделение. Он сначала рассказал об акции против Коновальца и Троцкого, а затем перешел к специальным операциям в Минске и Берлине в годы войны. Назвал он и четыре послевоенные акции: с Оггинсом, Саметом, Ромжой и Шумским — и в каждом случае указал кто давал приказ о ликвидации, и что все эти действия предпринимались с одобрения не только Сталина, но также Молотова, Хрущева и Булганина.

Хрущев тут же поправил отца и, обратившись к Президиуму, заявил, что в большинстве случаев инициатива исходила от Сталина и наших зарубежных товарищей. Затем он же и закончил беседу, обратившись к отцу:

— Партия ничего против вас, — сказал он, — не имеет. Мы вам верим. Продолжайте работать. Скоро мы попросим вас подготовить план ликвидации бандеровского руководства, стоящего во главе украинского фашистского движения в Западной Европе, которое имеет наглость оскорблять руководителей Советского Союза.

Отец пишет в своих мемуарах, что не поверил ни одному слову из того, что сказал ему Хрущев в заключение. Тяжелое впечатление произвели на него враждебность Маленкова и молчание Молотова.