Из первоначально выдвинутых обвинений осталось три:
первое — тайный сговор с Берия для достижения сепаратного мира с гитлеровской Германией в 1941 году и свержения советского правительства;
второе — как человек Берия и начальник Особой группы, созданной до войны, П. А. Судоплатов осуществлял тайные убийства враждебно настроенных к Берия людей с помощью яда, выдавая их смерть за несчастные случаи;
третье — с 1942 по 1946 год П. А. Судоплатов наблюдал за работой «Лаборатории-Х» — спецкамеры, где проверялось действие ядов на приговоренных к смерти заключенных.
В обвинении не было названо ни одного конкретного случая умерщвления людей. Зато упоминался заместитель отца Эйтингон, арестованный в октябре 1951 года, «ошибочно и преступно» выпущенный Берия на свободу после смерти Сталина в марте 1953 года и вновь осужденный по тому же обвинению — измена родине — в 1957 году.
Обвинительное заключение заканчивалось предложением о слушании дела в закрытом порядке военной коллегией Верховного суда без участия прокурора и защиты. Но 30 апреля 1956 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене особого порядка закрытого судебного разбирательства по делам о государственной измене без участия защиты, и отцу уже в тюрьме удалось об этом узнать. Однако его официальное заявление о предоставлении адвоката проигнорировали скорее всего по распоряжению «инстанций», то есть самого Хрущева, который к этому времени стал главой и партии, и правительства. Мой отец направил более тридцати заявлений Хрущеву, Руденко, секретарю Президиума Верховного Совета СССР Горкину, Серову, ставшему Председателем КГБ, и другим с требованием предоставить ему защитника и протестом по поводу грубых фальсификаций, содержащихся в выдвинутых против него обвинениях. Ни на одно из них он не получил ответа. Только в начале сентября 1958 года отца официально известили, что его дело будет рассматриваться военной коллегией 12 сентября без участия прокурора и защиты. Он был переведен во внутреннюю тюрьму Лубянки, а затем в Лефортово.
Ход судебного процесса отец потом подробно описал. Вот его описание: «В здание Верховного суда на улице Воровского меня привезли в тюремной машине. На мне не было наручников, и конвоирам КГБ, которые меня сопровождали, приказали ждать в приемной заместителя председателя военной коллегии, то есть за пределами зала судебных заседаний. Им не разрешили войти в зал вопреки общепринятой процедуре. Я был в гражданском. Комната, куда я вошел, совсем не напоминала зал для слушания судебных дел. Это был хорошо обставленный кабинет с письменным столом в углу и длинным столом, предназначенным для совещаний, во главе которого сидел генерал-майор Костромин, представившийся заместителем председателя военной коллегии. Другими судьями были полковник юстиции Романов и вице-адмирал Симонов. В комнате присутствовали также два секретаря.
Я сидел в торце длинного стола, а на другом конце располагались судьи. Заседание открыл Костромин, осведомившись, не будет ли у меня возражений и отводов по составу суда. Я ответил, что возражений и отводов не имею, но заявляю протест по поводу самого закрытого заседания и грубого нарушения моих конституционных прав на предоставление мне зашиты, а из-за серьезной болезни, которую перенес, я не могу квалифицированно осуществлять свою собственную защиту в судебном заседании.
Костромин остолбенел от этого заявления, затем объявил, что суд удаляется на совещание для рассмотрения моего ходатайства, и возмущенно заметил, что у меня нет никакого права оспаривать процессуальную форму слушания дела. Тут же он попросил секретаря проводить меня в приемную.
Судьи совещались примерно час, и за это время мне неожиданно удалось увидеть тех, кто должен был выступить против меня в качестве свидетелей. Первым из них в приемной появился академик Муромцев, заведовавший ранее бактериологической лабораторией НКВД—МГБ, где испытывали бактериологические средства на приговоренных к смерти вплоть до 1950 года. Я едва знал его и никогда с ним не работал, если не считать того, что посылал ему разведывательные материалы, полученные на Западе, по последним разработкам в области бактериологического оружия. Другим свидетелем был Майрановский: бледный и испуганный, он появился в приемной в сопровождении конвоя. На нем был поношенный костюм — сразу было видно, что его доставили прямо из тюрьмы. Мне стало ясно, что работа токсикологической «Лаборатории-Х» будет одним из главных пунктов обвинения в моем деле.
Читать дальше