Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Замысел написать эту книгу был довольно-таки смелым. Поначалу не предполагалось, что она станет изданием к 200-летнему юбилею Шведской академии. Мои исследования о Густаве III начались с конкретного изучения его военной политики в 1787–1788 годах. Постепенно замысел расширился до идеи изучить личность Густава III, когда я осознал, что это единственный путь к пониманию его политической деятельности. Своеобразие этой личности сделало необходимым проследить ее развитие от становления политической зрелости в 1768 году до конца его жизни, прерванной заговором убийц в 1792 году. Результатом явилась картина, в некоторых отношениях отличающаяся от представлений более ранней литературы по этой теме.

Сказанное не означает, что я недооцениваю эту литературу. Она охватывает такие превосходные старые работы, как «Политическая история Швеции в правление короля Густава III» Класа Теодора Однера, «Густав III» Людвига Ставенова и его раздел о густавианском времени в «Истории Швеции до XX столетия», а также часть о морской войне 1788–1790 годов в труде Арнольда Мунте «Шведские морские герои»; гениальный, но недостаточно обеспеченный источниками очерк Хенрика Шюкка «Густав III» и глубокие исследования Бета Хеннингса о различных периодах жизни Густава. Кроме того, существует много частных исследований шведских и зарубежных авторов. Я хотел бы отдать долг признательности этим своим предшественникам, вклад которых в изучение темы во многом облегчил мою задачу. Вместе с тем было невозможно лишь просто суммировать их взгляды и результаты. Я осознал необходимость опираться на собственные исследования со своим собственным отношением к материалам источников, и это привело к новому общему взгляду на Густава III.

Это связано с изменившимися воззрениями. На протяжении XIX и долго в XX веке историки были склонны к моральному суду над людьми прошлых времен, что легко приводило к односторонности и поверхностности, особенно при оценке столь противоречивой личности, как Густав III. Он превозносился как великий шведский король, благородный образ которого оплакивался вначале его приверженцами, затем Эсайасом Тегнером и Бернхардом фон Бесковым и вплоть до Бета Хеннингса. Короля осуждал величавый ряд моралистов от Гудмунда Ёрана Аддербета до Фредрика Лагеррута и Олле Хольмберга. Почтение к особе монарха иной раз приглушало критику, как у Однера в его исследовании о политике Густава по отношению к России после Верельского мира и у Мунте в его суждениях о командовании Густавом армией и флотом в 1789–1790 годах. С другой стороны, конституционный образ мышления нашего времени способствовал недопониманию идеалов и ценностей Густава.

Целью моей работы было проследовать за Густавом, описать его и вынести о нем суждение, исходя из его собственных идей и предположений. Это означает все возможное понимание, но такое, которое не подразумевает ни одобрения, ни прощения. И это оказалось чрезвычайно трудной задачей — увидеть, насколько возможно, Густава III изнутри со всеми психологическими сложностями и сквозь любую маскировку. Я не думаю, что в этом можно преуспеть в полной мере, но дело стоило того, чтобы предпринять такую попытку. Сказать что-либо новое о Густаве III может лишь он сам, и только он. И если мне удалось немножко помочь ему на пути к этому, то это уже кое-что.

В методическом смысле это означало, что работать следовало по возможности независимо от мемуарной литературы, то есть избежать влияния точек зрения мемуаристов и давать им слово лишь для освещения конкретных ситуаций и фона событий, дабы увидеть жизнь именно такой, какой она была в действительности. Нужно было подчиниться требованиям строгой критичности. Густавианские мемуары — литературный жанр сам в себе, они — цветок шведского мемуарного искусства и часто настолько пленительный, что трудно освободиться от его способа восприятия людей и событий. Но мемуары — часто более вымысел, нежели действительность, и сколько бы Густав III ни представал в центре их описаний — это моментальные снимки, сделанные с большего или меньшего расстояния. К нему самому приближаешься при помощи оставленных им писем, сочинений, промеморий и заметок, а также донесений дипломатов и сотрудников о его словах и предприятиях. Это колоссальный по объему материал, и вся жизнь исследователя потребовалась бы только на то, чтобы его разобрать и подвергнуть критическому анализу. В моем случае потребовалось сосредоточить внимание на том, что я счел существенным, то есть на том, что, по-моему, считал существенным сам Густав III.