Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Ведь его отношение к матери всегда было напряженным и никогда — естественным. Это явствует из длинного ряда писем, в которых мать и сын обменивались теми или иными размышлениями в выражениях, производящих впечатление, что письма предназначались к опубликованию для почтительных потомков. Лувиса Ульрика наставляет, а Густав отчитывается о своих занятиях и мыслях, подчеркивая свое совершенствование посредством штудий и приобретения навыков. В этих письмах он всегда стоит в одиночестве перед критиком, который выше него, даже когда мать и сын заверяют друг друга в своей любви. После восшествия Густава на трон корреспонденция изменяется, становится более прохладной и формальной. Но до этого однажды прорывается неприкрытый бунт в недатированном письме, вероятно, 1765–1767 годов. Лувиса Ульрика обязала Густава ежедневно писать к ней по письму на французском языке, дабы совершенствовать свой французский стиль. После упреков и трех неудачных попыток Густав, разорвав листы, сдался, написал об этом и по-шведски провозгласил, подчеркнув: «Хочу повиноваться приказам, но не быть подхалимом». А между тем именно таковым он и был в переписке с матерью. Эта переписка превосходно освещает все, помимо истинных чувств и обстоятельств Густава. Он просто-напросто боялся матери, которая применяла к своим детям телесные наказания, когда была в дурном расположении духа, а не тогда, когда они плохо себя вели.

По мере того как дети королевской четы подрастали, отношение матери к каждому из них становилось особым. К Густаву она была настроена критически, но в основном ценила его. К Карлу, который рано вырвался из зависимости от матери и сблизился с другими женщинами, она относилась исключительно критически и неодобрительно. Карл, который обладал способностями, но был ленив и зловреден, напротив, сблизился со старшим братом, и для Густава союзные отношения с ним стали самой надежной связью в семье. Третий сын, Фредрик Адольф, стал любимчиком матери — красивый, глупый и упрямый, легко управляемый сильной женщиной, но очень утомительный для старших братьев. Он и маленькая сестра София Альбертина пройдут через годы на помочах за матерью и в значительной степени усвоят прусскую дисциплину, которой Лувиса Ульрика старалась подчинить жизнь и занятия семьи.

Густав и Карл были наперсниками друг друга в любовных делах, в придворных сплетнях, в тайных условных словах, например, «Дагуберт» о царствующем отце. Типично письмо Густава к Карлу из Экульсунда от 30 августа 1768 года. Новостей нет, все спокойно и счастливо, но Густав хочет лишь послать «un petit mot d’amitié» [2] Словечко дружбы. и просит Карла не забывать его. Настроение в Стокгольме (в королевской семье), похоже, скверное, «боюсь, что это немножко моя вина, да что поделаешь? Я не мог бы дольше оставаться там». Если у Карла есть готовые к отправке письма для Густава, то доставитель этого письма надежен. 7 октября Густав отправил Карлу бурные поздравления с днем рождения; для него Карл был не просто братом, но и «tendre ami» [3] Нежным другом. . Длинное и драматическое письмо от 4 июня 1770 года содержит описание испуга, овладевшего Густавом, когда он неожиданно получил уведомление от президента Кансли-коллегии Экеблада о кончине датской вдовствующей королевы. Карл находился тогда в заграничном путешествии, в частности, в Париже и должен был еще поправлять свое слабое здоровье в Аахене, и Густав тревожился за брата. Раскрыв письмо с траурным посланием и начав читать: «Я должен сообщить Вашему Королевскому Высочеству печальную новость о кончине…», он, окаменев, остановился и думал, что упадет в обморок. Фрекен Русен, сидевшая напротив Густава и увидевшая, как он побледнел, тоже решила, что речь идет о Карле, и испустила крик. Только что вошедшая в комнату София Альбертина «подумала, что им стало дурно», но Густав тем временем оправился достаточно, чтобы продолжить чтение, «и я уверяю, что никогда смерть не доставляла мне столько радости», ибо развеялся его ужас от того, что послание касается Карла. Письмо продолжается патетической просьбой к Карлу о том, чтобы он из своих путешествий присылал известия относительно своего здоровья, едва завидит какую-нибудь почтовую контору. В заключение Густав описывает сам себя как «брата, который любит Вас сверх всяких слов и чье воображение разыгрывается и оно столь же живо, как некогда воображение королевы». Спустя две недели Густав написал из Лука, который, «как и в прежние времена, ужасен и пустынен-, и в частности советовал Карлу не искать в Париже светского общества, которое не сможет его повеселить: «Для новичка-чужестранца оно должно быть тем же, что наши ужины, на которые выряжаются, каждый делает реверанс и долго раскланивается, все стоят вдоль стен и скучают». Возможно, в этом совете бывалому брату есть доля философии лисы, не доставшей виноград, но доверительность в тоне общения братьев несомненна.