Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

В стокгольмском бурно эмоциональном дворянском обществе он был фигурой скромной; сиятельный обольститель Риббинг держался с ним чванно. Возможно, за поступком Анкарстрёма скрывалась сильная потребность в самоутверждении.

Анкарстрём ходил за королем Густавом по пятам по улицам Евле с заряженными пистолетами, но до выстрела дело не дошло. В Стокгольме заговорщики сосредоточились на маскарадах в опере, которые были достаточно беспорядочными для того, чтобы совершивший покушение смог в суматохе сбежать. 2 марта публика была слишком редкой, 9-го маскарад был отменен из-за сильного холода. 16-го дело тщательно планировалось у Пеклина. Риббинг должен был обеспечить присутствие людей, чтобы создать толкотню, особенно вокруг самого короля.

Для одного из заговорщиков, подполковника Понтуса Лильехурна, который пользовался особой благосклонностью короля Густава, но вошел в заговор из радикальных убеждений, конфликт с совестью оказался слишком сильным. Он написал анонимное письмо с предостережением, заклиная короля не ходить на маскарад. Густав письмо получил, продемонстрировал и проигнорировал. Последние полгода ходило много слухов о планах убийства и покушениях. Густав бравировал своим пренебрежением к опасности. Если какой-то фанатик хочет пожертвовать своей жизнью, чтобы отнять жизнь его, Густава, то ничто на свете не может этому помешать, сказал он в 1789 году в ответ на предостережения Ларса фон Энгестрёма относительно вынашиваемых русскими планов убийства. В 1792 году двое из братьев Энгестрёма были участниками заговора. Они были заинтересованы в революции, а не в убийстве, и соглашались на него лишь как на необходимую предпосылку революции.

Итак, была готова сцена для многократно описанного выстрела на бале-маскараде. Густав, покинув свою ложу, смешался с толпой. Анкарстрём выстрелил ему в спину дробовым зарядом, выронил пистолет и нож, но не смог выбраться из оперы, поскольку по королевскому приказу двери тотчас же были заперты. То обстоятельство, что Анкарстрёму не удалось сразить Густава наповал, решило исход заговора. Король Густав оставался в полном сознании, и его смогли отнести в безопасное место во дворец, где положили на парадное ложе. Он смог сделать распоряжения о назначении временного правительства и доброжелательно поговорить с собравшимися у его постели иностранными министрами, дольше всех с Штакельбергом и Листоном. Только сам Густав III сохранял присутствие духа после покушения. Армфельт был в полуобморочном состоянии, Корраль усадил его и поднес стакан воды. Герцог Карл, поддерживаемый двумя пажами, рыдал: «Брат Ёста, брат Ёста!» Эта сцена показывает, что расчет Пеклина был верен: заговорщики могли взять в свои руки командование в столице, поскольку не нашлось никого, кто бы вместо короля принял на себя руководство. Но король сохранял руководство и присутствие духа; весь заговор провалился из-за того, что Анкарстрём целился слишком низко и не попал своей жертве в сердце.

Последним значительным вкладом Густава III в дело правления и стало сохранение контроля над самим собой и своим окружением после покушения. Это свидетельствует о некоторых самых важных чертах его характера: мужестве, самообладании и искусстве притворства. Поначалу никто не смел думать, что он ранен смертельно, и заговорщиков хватали одного за другим, а они не пытались оказать сопротивление. Настроения, возникшие после покушения, вдруг восстановили дружбу между Густавом и дворянами из его окружения. София Магдалена посетила его на следующее утро, держала его руку и выражала свое негодование. Принцессы и придворные дамы заверяли его в своей преданности, и состоялась сцена великого примирения с оппозиционно настроенной баронессой Клинковстрём. Короля посетили Ферсен с супругой, а также оппозиционер граф Брахе, заливавшийся слезами. Жители Стокгольма, заполнившие внутренний двор дворца, издавали возгласы скорби и отвращения к заговорщикам. Конец жизни Густава был преисполнен примирения.

Сразу после выстрела Густав осведомился об одном французском актере, слывшем якобинцем, но посланный ответил, что у того безоговорочное алиби — он лежал в своей постели. «Тем хуже, — сказал король. — Значит, это сделан швед». Однако к вечеру он укрепился в мнении, что это дело рук якобинцев, кем бы они ни были. На следующий день узнав, что полицмейстер Лильенспарре разоблачил Анкарстрёма как человека, у которого были пистолет и нож, король выразил желание, чтобы больше не называли никаких имен подозреваемых. Из заговорщиков Риббинг и Лильехурн имели наглость присоединиться к свите в королевской гостиной, вероятно, чтобы отвести от себя подозрения. Их довольно скоро схватили. Основные подозреваемые были вполне надежно выявлены, еще пока Густав был жив.