Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Здесь не хватило дыхания, возможно, из-за трезвой мысли о жандармерии и ее деятельности. Но этот проект интересен, ибо ясно выражает чувства Густава — как по отношению к кошмарным политикам-демократам, так и перед перспективой пройти однажды по следам королей династии Васа в качестве гаранта Вестфальского мира и к тому же сыграть роль Жанны д’Арк и первейшего из всех кумиров — Генриха Наваррского. Вот за что он хотел бы умереть на поле чести, как сам он уверял Армфельта. То была эгоцентрическая мечта, несовместимая с тем, что должен был делать в 1791 году король Швеции, и она осталась неисполнившейся.

Другой документ написан гораздо тщательнее, хотя и тоже несет на себе отпечаток авторского черновика и не имеет во многих случаях надстрочных знаков над ä, å и ö. Этот документ по своему содержанию еще более странен. Совет и Сословия Шведского Государства братски и с любовью приветствует своих дорогих друзей и братьев полномочных представителей французского народа, пишет Густав. Получено извещение Национального собрания ко всем народам, «и помня долгую дружбу, которая свыше двух столетий сохранялась между обоими нашими народами, и мы присовокупляем к сему наше великое восхищение, которое пробудили в нас ваши замечательные уверения, и мы думаем, не следует более откладывать с выражением вам нашего высочайшего уважения и пожеланий всяческого сохранения постоянной связи, нашей старой дружбы и доверия. Продолжай, благородный народ, рушить старые обычаи и опровергать все предрассудки, рушить все стены, отделявшие вас от других народов, и тем самым следовать со всеми нациями и основывать Мировую монархию. Тогда вас сочтут новыми Солонами и Ликургами и тогда возникнет превосходнейший порядок, порожденный тем беспорядком, который, согласно распространяемым вашими злопыхателями слухам, вы будто бы установили. Мы уверяем вас в нашем уважении и нашей дружбе. Ваши Братья и друзья…»

Затем следуют имена восьми графов и государственных советников, а также тальманов сословий.

Зная, как в других случаях Густав ругал французское Национальное собрание, заманчиво истолковать этот документ как издевательскую пародию на революционный образ мыслей, составлением которой Густав забавлялся. Но представительный список имен под документом, включающий в себя восемь графов, среди которых Ферсен, Уксеншерна, Бунде и Брахе, и четырех тальманов, среди которых будущий лантмаршал Руут и архиепископ фон Тройль, не производит впечатления пародии. Глядя из перспективы будущего, Густав предсказал здесь бонапартистскую мировую монархию, которой предстояло родиться из революции и смести границы между государствами и нациями, но похоже, что верное предвидение редко бывало более непредумышленным.

Под французским текстом документа Густав написал несколько имен, и этот список кажется более сымпровизированным, чем перечень сановников под шведским текстом. Вот они: граф Вактмейстер, граф Херманссон, Лильенкрантс (зачеркнуто), Валльвик, Ян Якоб Дюбен (вероятно, должен был быть Хенрик Якоб), барон Густаф Маклиен, граф Адольф Риббинг, барон Кнут Курк, Русен. Граф Вактмейстер — это, надо думать государственный дроте. Но возможно, что Густав имел в виду барона полковника Адама Вактмейстера, который был принципиальным лидером оппозиции в Рыцарском доме в 1789 году после ареста Ферсена и других. Список составлен небрежно: Валльвик уже больше десяти лет как умер. Херманссон — это наверняка генерал-майор Юхан Херманссон, которому пришлось оставить военный суд над аньяльцами после своего протеста против формальных нарушений законности. Этот перечень кажется списком людей, которых король Густав считал принципиальными рыцарями конституции. Дюбен, как и Вактмейстер, принадлежал на заключительной стадии риксдага 1789 года к представителям оппозиции. Маклиен, Риббинг, Курк и Русен были врагами короля, участниками заговора Пеклина, который будет стоить Густаву III жизни. Перечень этих людей под восхвалением революционного режима во Франции показывает, что Густав ставил знак равенства между французскими революционерами и дворянской оппозицией в Швеции. Идеологическое и социальное содержание великого переворота во Франции было ему, очевидно, в существе своем чуждым.

Перед риксдагом в Евле прошел слух о том, что и оппозиция, и роялисты разработали новые конституционные акты с новыми формами народного представительства на случай, если оппозиция окажется неожиданно сильной. В ходу был и страшный слух, направленный против короля Густава и его помощников, о том, что риксдаг предназначен для подготовки войны против Франции. Густав был очень определенно настроен на то, что этот риксдаг будет проходить, в отличие от предыдущего, мирно. А потому возможно, что он забавлялся мыслью о том, чтобы позволить оппозиции присоединиться к шокирующему документу, который сделал бы сословия Швеции — но не ее короля — симпатизирующими революционному режиму во Франции. Испанская дипломатия, с которой король сотрудничал, обнаруживала видимую терпимость по отношению к Национальному собранию в Париже, чтобы быть в курсе событий в случае, если консервативные силы получат там перевес. Воскрешение Франции как союзной Швеции великой державы постоянно являлось основным пунктом политики Густава.