Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Как бы то ни было, проект послания национальному собранию никогда не был использован. Он был произведением искусства политического притворства Густава III. Великий военный план блекнул, а Густав был не уверен в будущем. «Не забывай кофейную старушку, — написал он в ноябре Армфельту, — интересно бы послушать, что скажет нам эта старая ведьма». У нее явно не было для него никаких действенных предостережений.

Риксдаг в Евле был тщательно подготовлен. Уже само место для проведения сессии было выбрано, чтобы обеспечить ненапряженное и мирное обрамление размышлениям и решениям сословий. Густав заранее предусмотрел для себя возможность запретить некоторым гражданским и военным чинам из среды дворянства покинуть свои должности для участия в риксдаге. За счет короны были устроены клубы с богатым угощением, чтобы обеспечить депутатам постоянное хорошее расположение духа. Порядок гарантировался сильной военной охраной.

От дворянства на сей раз прибыло неполных четыре сотни представителей, и оппозиция среди них составляла подавляющее большинство. В недворянских сословиях роялисты преобладали, но не настолько, как в 1789 году. Город Стокгольм отблагодарил, в частности, короля за его пренебрежение к их привилегиям, выбрав оппозиционеров; единственным исключением был влиятельный пивовар Абрахам Вестман. Судя по выборам выборщиков, четвертая часть духовенства и пятая часть бюргерства были оппозиционерами, однако крестьянское сословие последовало за своим секретарем Альманом. В кардинальном вопросе о том, кто обладает политической властью, король или оппозиция, положение со времени риксдага 1789 года не изменилось, но ситуация с настроениями в 1792 году имела больше нюансов.

Это был на удивление бедный событиями и очень короткий риксдаг. Происходившее на поверхности, казалось, свидетельствовало о миролюбии и стремлении к сотрудничеству, между тем как действительные настроения беспокойства и злобы проявлялись в колкостях и комментариях, произносимых в сторону. Испытывавший встревоженность король Густав старался избегать конфронтаций, подобных тем, что имели место в 1789 году; после вспышки смятения и гнева на дворянство в письме к Армфельту от 14 июля, он спустя полгода перед самым риксдагом упрекал его, говоря, что никогда не простит, если будет вынужден применить к оппозиции насильственные меры. Густав сделал оппозиционно настроенного стокгольмского бургомистра Андерса Валлина тальманом бюргерского сословия, а Руута, прежде удаленного из ближайшего к королю круга доверенных советчиков, — лантмаршалом. Под нажимом короля ведущий бюргерский оппозиционер коммерц-советник Ю. А. Бергс был введен в Секретный комитет. Во всех трех случаях эти меры оказались умными и способствовавшими разрядке напряженности.

Главным вопросом риксдага являлся вопрос о ликвидации государственного долга, размеры которого выросли до необозримых, поскольку государственная долговая контора сочла необходимым выпустить кредитные билеты, которые скоро стали использоваться как платежное средство на общем рынке и упали в цене по сравнению с билетами государственного банка. Этот вопрос был передан в Секретный комитет с восемнадцатью дворянскими и по девять от трех недворянских сословий членами; король Густав сам председательствовал на заседаниях. С его согласия неоплаченный государственный долг был утвержден в размере 8,5 миллионов риксдалеров серебром, и в комитете обсуждалась форма управления и выплаты сословиями этого долга. То были технически сложные вопросы, в которых и роялисты, и оппозиционеры искали приемлемых выходов, которые могли бы рекомендовать сословиям. Работа риксдага в общем и целом определялась Секретным комитетом, и король, как и прежде, отвел себе пассивную выжидательную роль в дискуссии по экономическим вопросам. Его задачей было сделать так, чтобы сословия взяли на себя ответственность за долг, являвшийся результатом русской войны, без того чтобы разгорелись дебаты о королевской политике, которые могли дать оппозиции удобные поводы для нападок.

Речь прежде всего шла о том, чтобы нарисовать риксдагу насколько возможно благоприятную картину проводимой политики, и для этого король приложил большие усилия в речи перед сословиями, открывая риксдаг 27 января. Было воскресенье, и анонимный дневник, ведшийся на риксдаге, не без оснований приписываемый оппозиционно настроенному дворянскому преподавателю из Евле Халленкройтсу, описывает, как Густав на предварившем открытие риксдага богослужении в городской церкви во время исповеди пал на колени в своем королевском облачении и снял с себя корону, чтобы украдкой обратиться к рукописи речи. Эта речь, произнесенная в тронном зале замка Евле, также была сочтена кисло настроенным Халленкройтсом «довольно красивой»; в речи излагалось, что Густав сделал за время своего правления, однако не было ни слова о «свободных искусствах, театре и других приятных вещах». Это должна была быть очень серьезная речь, и самым существенным в ее содержании было заверение, что король не желает облагать народ новыми повинностями. Перед Секретным комитетом король продолжал оглядываться назад, описывал русскую войну, мир и только что заключенный с Россией договор. Густав хотел в возможно большей степени выдать сословиям вексель на государственный долг.