Владимир Фланкин - Гвардейские залпы

Поезд медленно прошел вдоль перрона и разом замер. Я тщетно вглядывался в лица встречающих... Радостное личико Тани показалось из-за ларька. Вот ведь какая - пряталась. Мы бросились навстречу друг другу.

- Думал, не придешь. Далеко. Конец года. План...

- Выполнили! - Таня радостно смеется. - Еще к утру. Юдин многих отпустил и сам ушел. Мы вместе выходили, и я прямо на поезд.

- Я тут привез... - я потряс мешком и рассказал Тане о рябчиках.

Таня всплеснула руками:

- Ешь ананасы, рябчики жуй!.. Попробуем!

Домой ехали пригородным. Таня ни на минуту не умолкала, рассказывала заводские новости.

Завод должен получить переходящее Красное знамя Комитета Обороны... У Коробкова сына вторым орденом наградили и звание капитана присвоили. Старик радуется, ходит и всем письмо показывает.

Внезапно она замолчала. В вагоне никого не было. Вся вспыхнув, она сделала мне знак придвинуться поближе.

- Я весь месяц думала... В общем, я хотела тебе сказать...

Теперь щеки ее пылали огнем. Я все уже понял и боялся пошевелиться.

- Я тоже... давно хотел сказать...

- Но не говорил же!

- Стеснялся... - и торопливо добавил: - Хорошо мне будет на фронте. Думать о тебе, письма получать... Таня, словно не поняв, растерянно взглянула:

- Кто тебя отпустит: ты же тяжелораненый?

- Был. А теперь совсем здоров! - Я весело подергал ногой. - Видишь!

- Но все говорят, что тебе нельзя воевать больше.

- Пока война, Таня, мое место только там! Вот подожду еще немного и подам рапорт. А на медкомиссию постараюсь и не ходить.

Голос Тани задрожал.

- Узнает Кашелотов, он тебе пропишет фронт!

- Не узнает. Я ему скажу в последний момент.

- Я сама ему скажу! - Таня заплакала. Я совсем не ожидал, что Таня так воспримет. И, ожидая, пока она успокоится, я, наверное, впервые за всю войну задумался о нашей судьбе, судьбе людей, на долю которых выпали такие испытания. А уже стольких она унесла. Родителей Тани, Мишку Будкина, Прудникова, Сорокина и многих, многих других... Что же делать? Остаться с Таней, работать на заводе и ждать конца войны?

Однажды утром, придя в кабинет, я увидел на столе письмо. Знакомый размашистый почерк. Комаров!

"...Надеюсь на очень скорую встречу, - писал Иван, - и думаю, что ты меня понимаешь? Во всяком случае, нам эти места порядком надоели".

Я все понял, и сердце мое горячо забилось: полк в ближайшее время прибывает в Москву на доукомплектование - это была главная новость. Значит, надо что-то предпринимать. Другого такого случая могло и не быть. Только бы пройти медкомиссию. А что, если...

На медосмотры положено являться в трусах. Я это знал. "Черта с два! Только в кальсонах!" - Я твердо решил попытаться скрыть свое ранение.

Рентгенолога, ушника, терапевта, глазника и других врачей я обошел очень быстро. Женщина-ушник так громко шептала цифры, что я все прекрасно слышал, несмотря на контузию. Оставался хирург.

- Вот он - самый страшный для меня кабинет! - Я невольно замер у двери. "Говорить о ранении или нет? Нет!" Я вошел в кабинет хирурга.

Просматривая записи в моей медицинской карточке, хирург, усталый немолодой врач, спросил:

- Ранения есть?

- Легкая контузия. Ухо... Хирург взглянул в карточку.

- У ушника вы не жаловались.

- Да и нет ничего.

- Снимите кальсоны.

Повернувшись к врачу спиной, дрожащей рукой я отстегнул пуговицу.

- Одевайтесь...

Мельком я заметил в центре раны аккуратный кружочек крови. Меня била нервная дрожь, пока я одевался.

"А ведь с Таней я поступил нехорошо, жестоко! Встречались, полюбили друг друга, а теперь уезжаю". Я сидел в кабинете, дожидаясь Кашелотова, и думал, как объявлю Тане о своем скором отъезде. Как объясню, что это у меня не мальчишество, а просто выполняю свой долг. Ведь я же с момента ранения дни и часы считал...

- Годен! - радостно выпалил я, как только Кашелотов вошел в кабинет.

- Правда? - Антон Иванович недоверчиво посмотрел на меня.

Я утвердительно кивнул головой.

- Если годен и рвешься на фронт, удерживать не имею права. Даже могу помочь, если какие препятствия возникнут.

Дверь отворилась и в кабинет влетела Таня. Она сдержанно кивнула Кашелотову и стремительно прошла к моему столу.

- Весь завод говорит, что ты уезжаешь, а я ничего не знаю!

Кашелотов засмеялся и встал, направляясь к дверям:

- Давай, давай его, Таня! Я оправдывался:

- Ты же вчера на комсомольском собрании была до ночи. Я ждал тебя, ждал...

- Когда ты едешь?

- Вот раззвонили! Ты же знаешь, что нескоро. Когда прибудет полк...