Этого "скрывания" требовали специальные условия самой службы во флоте; но русские — не моряки, и наше общество не хотело считаться с этими особыми условиями; может быть, потому оно не хотело считаться, что полноты скрывания в действительности все-таки не было. Так, напр., в С.-Пб. все знали, что наша эскадра зайдет в Диего-Суарец, и туда адресовалась вся корреспонденция; затем о предстоявшем уходе нашей эскадры от Мадагаскара газета "South China Morning Post" была осведомлена за неделю до ухода, а за 5 дней перед этим телеграмма об этом была перепечатана оттуда и в "Новом Времени". В Японии, как морской стране, существовали на этот счет совсем другие отношения. Там с посланными на войну прощались навсегда, заранее мирились с мыслью, что они должны отдать свою жизнь за честь и достоинство родины. Когда адмирал Того получил приказание начать военные действия, он прекратил все свои личные дела и даже переписку с семьей. Ему были доставлены в Майцуру письма от жены и детей, но он велел передать им на словах только следующее: "Скажите им, чтобы они меня не развлекали своими письмами"… И на японской эскадре никто не удивился этому; таков был боевой дух этой эскадры, так велика была общая готовность нести жертвы за честь родного флага. Японские адмиралы смело и открыто шли сами на смерть; столь же смело они посылали на смерть и своих подчиненных, если нужно было осуществить какую-нибудь отчаянную схватку, произвести безумно-отважное нападение. И они победили… (Извлечение из статьи "После войны", помещенной в журнале "Mope", 1906 г., № 5, стр. 187–188).
О том, как наши гг. командиры держали свои секреты, ко 2-му изданию книги один из наших товарищей прислал мне следующие сведения: "Где остановится эскадра на Мадагаскаре, об этом не было известно никому, кроме старших чинов, и держалось в секрете от остальных; а мне на почте в Диеро-Суареце 18 декабря 1904 г., через день после нашего туда прихода, показали целую пачку писем, адресованных на боевые суда эскадры"…
В секретничаньи дошли до того, что не сообщили командирам крейсеров даже и названия тех пароходов, которые из СПб. были переданы штабу эскадры шифром; а на них шла военная контрабанда из Европы в Японию. Списки этих пароходов зачем то были объявлены только ровно за неделю [259]до боя под Цусимой!..
За шесть недель до боя по прибытии в бухту Камран у адмирала Фелькерзама сделался удар [260]. Доктора находили удар слабым и не опасным, но тем не менее ему становилось все хуже и хуже. В бою он должен был командовать вторым отрядом, с броненосцем "Ослябя" во главе; но за 4 дня до боя (10 мая) Фелькерзам умер. Эскадре не сообщалось об этом — по приказу Рожественского, отданному им заблаговременно; он сам был уведомлен о последовавшей смерти только особым условным сигналом [261]. В бою же 14 мая на "Ослябя" продолжал развеваться адмиральский флаг Фелькерзама, что и вызвало со стороны Японцев отчаянное нападение в первую голову не только на "Суворова", но также и на "Ослябя".
Смертельные ушибы при погрузке угля, смертельные удушья при спуске в разные нежилые отсеки, случаи смерти от солнечного удара, несколько случаев сумасшествия, самоубийства, опасного заболевания специально-тропическими болезнями, все это в свой черед имело место на эскадре с ее пятнадцати тысячным населением, зачастую беспечным, к тому же поставленным в необычные климатические и жизненные условия. Под тропиками "от духоты и жары людей с вахты иногда чуть не под руки выводили… [262]Но главное бедствие, борьба с простудными заболеваниями, для босой, обносившейся и оборванной команды, предстояло еще впереди, когда после боя стали бы подниматься на север, к Владивостоку… Но судьба готовила им иные испытания.
Были и случаи бегства трусливой команды с эскадры в одиночку; были и случаи массового возмущения ее [263]. Последние происходили на почве недовольства или пищей, или г-ми офицерами. Усмирения происходили быстро, со всею строгостью. Иногда на месте действия появлялся и сам адмирал, "метал громы и молнии"; попадало команде, попадало и офицерам, и командиру… Арестованных рассаживали по карцерам, где духота и температура были невозможные, a то и просто "высаживали на берег, почти пустынный [264], и бросали на произвол судьбы…"
Досуга, которого было так много на стоянке у Мадагаскара, наша эскадра не использовала даже и на то, чтобы обучить команду правильно употреблять спасательные круги и пояса. От этого получились в бою 14 мая весьма плачевные и прямо возмутительные результаты. Многие русские матросы, когда тонули их суда, надевали на себя спасательные круги, но надевали они их вокруг поясницы : как только эти матросы попадали в воду, они, конечно, сейчас же перевертывались головой вниз и погибали. На другой день после битвы можно было видеть множество трупов, плывущих с торчащими из воды ногами… Японцы-моряки поснимали было с них фотографии; но адмирал Того быстро прекратил это занятие и все пластинки конфисковал и уничтожил. Этот факт, несомненно, свидетельствует о высокой нравственности адмирала Того; своей властью он прекратил это посмешище над людьми, которые так много вынесли, перестрадали и в конце концов очутились в таком печальном положении совсем не по своей вине… А возможность существования таких явлений в русском военном флоте достойна самого серьезного внимания со стороны гг. адмиралов, которым вверяется жизнь плавающих с ними людей.
Читать дальше