Петр Худяков - Путь к Цусиме

Прис. пов. Коровиченко . Если бы Вы пришли к выводу, что Вам, во избежание бесполезного кровопролития, надлежит сдать эскадру и подняли бы об этом сигнал, считали бы Вы этот сигнал обязательным для командиров отдельных судов или нет? — Рожественский . Считал бы.

Прокурор . Вам, свидетель, известно, что по смыслу закона подчиненные не только не обязаны, но не имеют права исполнять таких приказаний, коими предписывается им нарушить присягу и верность службы, или совершить деяние явно преступное; если бы Вы отдали такое именно приказание, если бы подчиненные видели, сознавали незаконность Вашего приказания, обязаны ли они были повиноваться Вам, или должны были следовать воле законодателя? — Рожественский . Они обязаны были исполнять мое приказание, т. к. подчиненные не могут надлежащим образом оценить всех соображений начальника. — Прокурор . Это Ваше личное мнение? — Рожественский . Да. — Прис. пов. Адамов . Приказание может казаться незаконным, а в действительности быть вполне законным; г-н прокурор поставил вопрос так, как будто бы приказание адм. Небогатова противоречило закону; я же стараюсь доказать противное. — Рожественский . Позвольте задать вопрос г-ну прокурору. Если бы, напр., при отступлении под Лаояном, воинские части отказались отступать; они, по мнению г-на прокурора, поступили бы правильно? Отступление могло ведь входить в дальнейшие планы главнокомандующего, а подчиненным оно могло казаться незаконным?…..

Молчание… Председатель . Ответа на Ваш вопрос не будет.

Прис. пов. Адамов. He говорили-ли Вы, что русский народ ждет, что суд не только не разрушит своим приговором дисциплины, но и покажет, что нельзя карать людей невинных, лишь исполнивших приказ начальника? — Рожественский. Да, я это говорил. — Адамов. Прошу удержать в памяти знаменательные слова адмирала, доказывающие, что офицеры посажены на скамью подсудимых по одному недоразумению.

Прис. пов. Аронсон . Если бы Вы отдали приказание отступить или сдаться, но нашелся бы один мужественный офицер, который, вопреки Вашему приказанию, стал бы увлекать команду не повиноваться Вам. Как бы Вы поступили в таком случае? — Рожественский . Я бы его застрелил…

Капитан 1-го ранга Лишин подробно выясняет на суде инвалидность бр. "Апраксин". Года за три до Цусимского боя этот корабль "во время плаваний во льдах помял себе носовую часть и сильно ее ослабил; затем он долго сидел на мели Гогланда и расшатал себе весь корпус; носовая башня была сдвинута с места, да так и осталась кривой. Корабль тек всей верхней палубой, которая не менялась, несмотря на то, что об этом просили много раз . В Бискайском заливе в течение целых шести дней корабль был наполовину наполнен водой, даже в офицерских каютах. Башни уходили под воду почти целиком. Пришли в Суду, и 6 дней чинили корабль собственными средствами, чеканили стыки листов и заклепки, которые текли; а где нельзя было чеканить, заливали цементом… В бою 14 мая от сотрясения при выстрелах из своих орудий и от разрыва японских снарядов, которые падали близ борта, швы корабля и все заклепки сдали, броня совершенно отошла от борта… Все время на всех палубах стояла вода. После сдачи 15 мая корабль был настолько плох, что по прибытии в Сасебо почти тонул, и Японцы поторопились ввести его в док ". А Рожественский и его также считал в числе "приличных" броненосцев.

Подобную же характеристику инвалидности и бр. "Сенявин" пришлось выслушать суду от старшего офицера этого корабля. "Перед выходом производили пробную стрельбу залпами из башен, поэтому вся палуба в пазах разошлась, и болты сдали. Жилая палуба очутилась в воде, а спускать воду было некуда… Надо было выкачивать воду ведрами. Люди шли неохотно на эту работу; приводили их за шиворот… Только придя к Скагену, законопатили и заделали палубу. А там опять началась свежая погода. На крупной зыби размахи "Сенявина" доходили до 25–28°; были и такие моменты, когда броненосец лежал на боку… Руль был неисправен еще и в Либаве, а в пути испортилась рулевая машина, пришлось переходить на ручное управление. По счастью в пути не было настоящего шторма; его наши старые броненосцы не выдержали бы… Но и без этого на корабле не было ни одной вещи сухой, везде вода… He доходя до Скагена, пришлось стать в море на якорь; но заложить кат никто из матросов не решался, — "утонешь"; баковый лейтенант, перенесший перед этим простудную болезнь, должен был лезть сам; при этом он окунулся в холодную воду"… И эту старую "калошу" на официальном языке тоже называют приличным броненосцем.