Александр Панкратов-Чёрный - Судьба-злодейка

После окончания ГИТИСа, я сыну говорю:

– Ну, молодец, сынок. Давай работать.

– Папа, но я же учусь.

– Где теперь? – поразился я.

– В твоем и дедушкином институте. Во ВГИКе.

Владька поступил на кинорежиссуру. У него была мечта – снять мюзикл, так как сейчас у нас в стране мюзиклы почти не снимают.

Через полгода учебы во ВГИКе в мастерской одного моего друга, тоже дзигановца, он ушел. И я узнал, что Владька поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров в мастерскую Владимира Хотиненко.

– Почему же ты из ВГИКа ушел? – спросил я.

– Ну, про тебя твой друг на занятиях киношные анекдоты травит. Взятые на платное обучение дети олигархов сидят, слушают с упоением его анекдоты, а мастерства никакого. Нужно готовить этюд на площадке, а собрать студентов мастерской не могу, потому что все они в разъездах – отдыхают на курортах: в Европах, на островах с родителями.

Вот сын и ушел к Хотиненко, окончил. Снял диплом. Сейчас озвучание закончил, выровнял цвет и свет в студии у Леши Лебешева – сына Паши Лебешева, моего покойного друга. Но платим за диплом мы сами. Хоть мы и ругали советскую власть, но нам давали какие-то деньги на диплом. Жаль, но сейчас уже такие Саши Панкратовы и Васи Шукшины никогда не поступят в институт. Откуда у рабочей семьи такие деньги, чтобы оплатить образование детей?

О чем сейчас диплом, я точно не знаю. Сын мне не показывает. Жена посмотрела, ей фильм понравился. До этого Владька приносил мне один дипломный сценарий – я считаю, гениальный – о том, что мы потеряли голос и не можем предупредить человечество о мировой катастрофе. Немой ребенок пытается что-то объяснить взрослым, но все развлекаются, живут своей жизнью, и им наплевать на проблемы. Я, дурак, сделал два замечания по сценарию. Владька порвал его на моих глазах и выбросил. Сказал:

– С твоими дополнениями это уже будет не мой сценарий.

Написал новый сценарий, по которому и снял диплом.

Еще сын ставил прекрасный моноспектакль. Для меня Юля репетицию тихонько записала на видео. Весь моноспектакль построен на пантомиме и на имитации голосом различных звуков и шумов. И то Владька очень обиделся, когда узнал, что мы посмотрели репетицию, потому что спектакль еще не был готов.

У него мой характер. Вот и я сейчас спектакль новый играю с Таней Кравченко. Юля все рвется посмотреть, а я не пускаю пока. По моему мнению, спектакль не доведен до ума. Вот и сын так же: считает, что все еще сыровато.

Мой сын унаследовал от меня еще одно качество, я считаю, очень важное для мужчины – независимость, надежда и расчет только на свои силы. Сейчас, работая, он старается нигде не прикрываться моим авторитетом, не спекулировать моим именем. Он женатый человек, и даже в семейной жизни старается свой бюджет верстать сам, не обращаться ко мне за помощью, и этим вызывает у меня глубокое уважение.

Говорят, что двум творческим людям сложнее строить семейную жизнь, чем людям других, нетворческих, профессий. Для меня это не так однозначно, поэтому я могу говорить только о своем жизненном опыте. По-моему, у нас в семье все так же, как у других. Моя жена Юля, дочь известного кинооператора, которая к тому же более десяти лет проработала с такими мастерами, как С. А. Герасимов, Т. М. Лиознова, прекрасно понимает, какой он, творческий человек. Она по своему жизненному опыту знает, как он раним, как ему необходима своевременная тактичная поддержка. Мне кажется, она меня чувствует каким-то внутренним чутьем – чувством. Она хорошо знает, когда мне надо побыть одному. Например, если я в комнате и закрыл стеклянную дверь – значит, входить нельзя, я работаю. И в чем особенность семьи, одно из ее главных свойств – там люди, в результате многолетней совместной жизни, начинают чувствовать друг друга на каком-то ином, уже не бытовом уровне. Я постоянно ощущаю Юлину поддержку. Я чувствую, что она хочет, чтобы я жил творческой жизнью, продолжал творить. Другими словами, она вселяет в меня веру, что я талантлив.

Однажды меня потряс один случай. У Юли была однокурсница, работала главным редактором «Союзмультфильма». Потом вышла замуж за иностранца, уехала за границу. И там заболела раком. Она наказала в той стране себя усыпить и только Юле написала предсмертное письмо. Я приехал из командировки, а Юля сидит и плачет. Я спросил, что случилось, она не ответила. И только потом, через несколько дней, сказала:

– Давай сходим в церковь.