Ван Гог. Письма

как они» было в те годы для художника законом творчества. Он смотрел тогда на жизнь и на

природу глазами простого народа.

Во французский период в ряде произведений Ван Гога сохраняется объективное

общественное содержание, рожденное духовной близостью художника к жизни народа. Но в

целом эти годы были отмечены постоянным нарушением некогда прочных связей художника с

жизнью. Одиночество, на которое Ван Гог был обречен уже в Арле, а затем психическая

болезнь и полная изоляция в Сен-Реми и Овере усугубляли этот процесс. Художник был по-

прежнему уверен, что черпает содержание своих картин единственно из окружающей

действительности, в то время как на самом деле в этот чистый и незамутненный источник

творческого вдохновения, каким была реальная жизнь для Винсента в голландский период,

примешивались теперь его собственные, сугубо субъективные, а подчас и болезненные

ощущения и переживания. В результате этого под кистью художника возникал порой

искаженный образ реального мира. Примером подобного рода трансформации содержания

художественного образа может служить картина «Жнец», над которой Ван Гог работал в Сен-

Реми. Образ жнеца, сменивший в его творчестве образ сеятеля, был задуман художником, судя

по его собственным высказываниям, как олицетворение смерти, пожинающей хлеб –

человечество. «Это образ смерти в том виде, в каком нам являет его великая книга природы, но

я попробовал сообщить картине «почти улыбающееся» настроение, – пишет Ван Гог, – и это

кажется мне довольно забавным – я-то ведь смотрел на пейзаж сквозь зарешеченное окно

одиночки». Таким образом, письмо Винсента проливает дополнительный свет на рождение

замысла. Причиной нездорового видения в этой картине было действительно одиночество,

болезнь, полная оторванность от жизни. Именно в период работы над «Жнецом» Винсент

полтора месяца никуда не выходил из своей комнаты. «Жнец» стал полной

противоположностью «Сеятелю» и по методу работы. В свое время, работая над фигурой

сеятеля, Ван Гог был озабочен тем, чтобы создать полнокровный реалистический

художественный образ или «тип, – как писал он тогда, – выкристаллизовавшийся из многих

индивидуальностей». Тогда как «Жнец» явственно обнаруживает характерные для всего этапа

постимпрессионизма тенденции подмены в процессе творчества объективной реальности сугубо

личными, субъективными ощущениями.

Этот путь мог бы очень далеко завести Ван Гога, тем более что он постоянно испытывал

влияние и даже, можно сказать, давление со стороны Гогена, Бернара и Орье – писавшего о

нем художественного критика. Но Ван Гог вовремя спохватился: «Поверь я Орье, его статья

побудила бы меня рискнуть выйти за пределы реального и попробовать изобразить красками

нечто вроде музыки в цвете, как на некоторых картинах Монтичелли. Но я так дорожу правдой

и поисками правды, что мне, в конце концов, легче быть сапожником, чем музицировать с

помощью цвета». Критически оценив свои сомнительные достижения, Ван Гог пытается

удержать от опасных экспериментов и Бернара: «Когда Гоген жил в Арле, я, как тебе известно,

раз или два позволил себе увлечься абстракцией – в «Колыбельной» и «Читательнице

романов», черной на фоне желтой полки с книгами. Тогда абстракция казалась мне

соблазнительной дорогой. Но эта дорога – заколдованная, милый мой: она сразу же упирается

в стену». Таким образом, Ван Гог не пошел за Гогеном и Бернаром. Ему был чужд

рафинированный мистический символизм, свойственный их некоторым произведениям этих

лет. Если он и пытался создать, например в той же «Колыбельной», утешительный символ

далекого детства – старушку няню, для которой ему позировала жена почтальона Рулена, то и

сам символ был тесно связан с реальной, народной жизнью и появление его было продиктовано

высоко этическими соображениями. Точно так же воспринимал «символизм» Винсента и его

брат Тео, который писал ему в 1889 г.: «В противоположность тем, которые ищут

символическое, насилуя форму, я вижу проявления символизма во многих твоих картинах в

том, что они обобщают выражение всех твоих мыслей о природе и живых существах, которых

ты ощущаешь в единстве с нею».

В этом же плане следует воспринимать и два таких сложных и одновременно таких

простых символа, как «Кресло Гогена» и «Стул Ван Гога». В письмах Винсента содержится