В. Н. Кривцов - Отец Иакинф

Заблаговестили к заутрене.

Да, прилечь уже не удастся.

Иакинф спустился в баню, окатился студеной ангарской водой, переменил рясу и пошел к службе.

I

Пока в Иркутской консистории тянулось это бесконечное, изнуряющее следствие, на другом конце России происходили важные события.

В Петербурге готовилось посольство в Китай. Официальной целью его было известить соседнего монарха о вступлении на престол нового всероссийского самодержца. Но это было, разумеется, лишь предлогом. У России были давние и широкие интересы на Востоке. Со времен Петра русское правительство проявляло живое внимание к Срединному государству. Не раз на протяжении восемнадцатого столетия возникали планы установления дипломатических и регулярных торговых сношений с далеким и загадочным соседом. Особенно усилилось это внимание к Дальнему Востоку при Екатерине. Однако Павел, не скрывавший своей антипатии к матери, все делал ей назло, и о Китае было забыто.

Но вот после тревожной мартовской ночи 1801 года, окруженный убийцами отца и деда, на престол вступил новый император. В манифесте двенадцатого марта, в этом, по определению современников, счастливом вдохновении минуты, была высказана решимость молодого монарха управлять империей "по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей… по ее премудрым намерениям шествуя". Первые годы царствования Александра и в самом деле прошли под знаком возвращения к людям и идеям матушки Екатерины. В первоначальных указах и рескриптах нового царя чаще всего мелькали слова "отменить", "восстановить", "простить". Вспомнили и о Китае, совсем было забытом при Павле.

Уже на следующий год министр коммерции, граф Николай Петрович Румянцев — тоже один из "людей Екатерины" — испросил высочайшее соизноление на снаряжение посольства в Китай. В декабре восемьсот третьего года только что созданное министерство иностранных дел отправило сибирскому генерал-губернатору Селифонтову для отсылки в Пекин специальный Лист, извещавший, что русское правительство "из особого уважения к Его Богдыханову Величеству и для вящего доказательства искренней соседственной дружбы к нему Его Императорского Величества за благо признало отправить в Пекин Чрезвычайного и Полномочного Посла" и просит согласия на то китайского правительства.

Едва царский фельдъегерь на взмыленных конях доставил депешу Селифонтову, как тот без промедления нарядил в Ургу особого курьера, которому по важности случая было придано два казачьих сотника с дородными казаками, "прилично одетыми", а обычные при таких поездках подарки китайским чиновникам значительно увеличены.

Ответный Лист китайского трибунала внешних сношений, против обыкновения, был получен весьма скоро. Не прошло и трех месяцев, как китайские курьеры доставили его в Иркутск. Пекинское правительство в самых любезных выражениях изъявляло свое согласие на прием посольства и просило лишь уведомить своего наместника в Урге, какого звания будет посол, как велика при нем свита и когда посол прибудет на границу.

Но этого сибирский генерал-губернатор не знал. Не знали этого и в Петербурге. Новый император был человеком нерешительным, вечно колеблющимся. Почти два года в Петербурге не могли надумать, кого же послать в Пекин. Наконец в апреле 1805 года в Пекин была направлена депеша, извещавшая, что чрезвычайным и полномочным послом ко двору его богдыханова величества назначается действительный тайный советник, сенатор, государственной коммерц-коллегии президент, двора и всех российских орденов обер-церемониймейстер, действительный камергер и разных орденов кавалер, граф Юрий Александрович Головкин.

Уже одно перечисление титулов посла показывало, что посольству придается особое значение, а вся обстановка, в которой оно готовилось, еще более подтверждала это. Зимой 1805 года в аристократических салонах столицы только и было разговоров, что о Бонапарте да о китайском посольстве.

Путешествие в загадочную восточную страну представлялось заманчивым, и многие влиятельные сановники поспешили пристроить в свиту графа своих сынков или родственников.

Пожалуй, только сам посол, граф Юрий Александрович, отправлялся в это далекое путешествие безо всякой охоты. Куда больше его привлекла бы поездка в Швейцарию, где он родился и вырос. Граф и по рождению и по воспитанию был тем, к чему в то время стремились многие, — иностранцем с русским именем. Едва ли не все потомки прославившегося при Петре Великом начальника Посольского приказа и государственного канцлера Гаврилы Ивановича Головкина поселились за границей, не отказываясь, однако, ни от российского подданства, ни от русских имений, приносивших немалые доходы. Во всяком случае, отец вновь назначенного посла отродясь в России не бывал, всю жизнь прожил во Франции и Швейцарии, женился на швейцарской аристократке баронессе фон Мосгейм и детей крестил в реформатскую веру.