В. Н. Кривцов - Отец Иакинф

В последующих, втором и третьем, пунктах проекта указывалось, что наказание, предлагаемое синодальным членом митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским для иеромонахов Серафима и Аркадия, соответствует вине, их обличающей, а потому таковое положение об них оставить в силе.

Что же до причетника Василия Яфицкого, то, согласно с мнением санкт-петербургского епархиального начальства, его по невинности освободить от суда и предоставить ему, Яфицкому, приискивать себе место.

Проект этот синодальных членов удовлетворил, и митрополит Серафим в возражение против него ничего сказать не соизволил. Поскольку дело сие было начато по высочайшему повелению, то решено было предоставить господину министру духовных дел и народною просвещения князю Александру Николаевичу Голицыну донести о сем государю императору, чего ради с сего определения к обер-прокурорским делам дать копию.

Государя в столице не было, и митрополит Серафим не спешил передать дело князю Голицыну, — мало ли какой ход тот надумает ему дать.

Только по возвращении государя, одиннадцатого мая, определение это, принятое еще девятнадцатого февраля, было подписано синодальными членами.

I

Двадцать третьего августа, в пятом часу пополудни Александр Николаевич отправился к государю.

Последние годы император Александр завел обычай проводить лето не в Царском Селе, а на Каменном острове. Сюда являлись к нему для доклада министры, начальник Главного штаба, командир гвардейского корпуса, начальники отделений Собственной его Величества канцелярии и прочие сановники, статские и военные, имевшие право доклада государю.

Резиденция Александра была мало похожа на царский дворец и напоминала скорее большую петербургскую дачу. Вокруг нее был разбит сад с усыпанными песком дорожками, стрижеными газонами и ухоженными цветниками. Государь любил прогуливаться по тенистым аллеям. Сад был обнесен невысокой резной оградой. Кроме часового в полосатой будке, спрятанной в зарослях жасмина у ворот, не видно было никакой стражи.

По соседству расположились дачи министров и других высокопоставленных сановников. На одной из них жил летом и Александр Николаевич.

С тех пор как император избрал Каменный остров своей излюбленной летней резиденцией, всё и на Каменном, и на других окрест лежащих островах преобразилось, они просеклись каналами, заблистали прудами, от былых болот тут не осталось и следа. Еще вчера здесь визжали пилы и раздавался стук топора, а нынче из распахнутых окон неслась музыка.

Когда Александр Николаевич подошел к увитому плющом крыльцу, навстречу ему спускался со ступенек какой-то старец в черной заношенной рясе. Он осенил широким крестом вход в царский дворец и, бросив на князя недружелюбный, как тохму показалось, взгляд, торопливо зашагал к калитке.

"Опять эти старцы! — мелькнуло в голове Александра Николаевича. — Отбою от них нету. Уже второй или третий год государь находит какое-то сумрачное удовольствие в беседах с невежественными монахами и умоповрежленными старцами, принимает их благословения, целует им руки. О чем они только беседуют, одному богу известно".

Князь поднялся наверх. Государь стоял у открытого окна, скрестив руки за спиной. Откуда-то издалека, должно быть с расположенного по ту сторону Невки Аптекарского острова, доносилась грустная музыка.

Государь обернулся. Как он переменился, подумал Голицын. Он все еще был красив, знакомые черты по-прежнему мягки и округлы, но взгляд светлых голубых глаз усталый. На пухлых, с ямочками щеках, обрамленных золотистыми бакенбардами, не заметно прежнего румянца, лицо бледное. Меж густых светлых бровей пролегла резкая складка, не суровая, нет, скорее скорбная.

Александр сделал несколько шагов навстречу. Шел сутулясь. А ведь он очень болен, мелькнуло в голове Голицына.

— Здравствуй, князь. Рад тебя видеть, старый друг.

Мягко очерченные губы тронула приветливая улыбка. И в ней было что-то жалкое и беспомощное.

Знакомый кабинет с тремя окнами на Малую Невку тоже как-то переменился. В углу висел большой, в тяжелом окладе, образ Спасителя, которого прежде не было. А бюст Юноны с каминной полки куда-то исчез.

В раскрытые окна тянулись ветки давно отцветшей сирени, листья на них тяжелые, темные.

Государь обнял князя, усадил в кресла, подошел к ближнему окну, прикрыл створки. Любимый государев темно-зеленый кавалергардский мундир с серебряными эполетами, длинный и узкий, не скрывал полноты. Прикрыв окно, государь обогнул письменный стол и устало опустился в стоявшее перед ним кресло.