Евмен Доломан - На безымянной высоте

Бревно остановилось.

— Окапываются, — сокрушенно качает головой Губа, — значит, дело табак…

В басовитую ругань немецкого пулемета «МГ» вплетаются короткие очереди нашего ручного.

Немцы в доте, очевидно поняв, что пулеметным огнем ничего не добьешься, решили ударить по смельчакам с фланга.

Фашисты выбрались замаскированным ходом из дота на берег речки. Они притаились, выжидая, пока наши не поравняются с ними. Петя, время от времени поглядывая на свой ориентир, на рыжий крутой обрыв на той стороне речки, заприметил, как между кустиков прошлогодней полыни что-то тускло блеснуло — раз, другой. «Каска! — промелькнуло в голове. — Хотят ударить нам в спину». Остановил бревно, немного развернул его и, схватив лопату, стал нагребать бруствер.

За бруствером с ручным пулеметом залег сам Чопик. Он и ручным владел так же виртуозно, как своим старым «максимом».

— Катите быстрее, — приказал Вичканову и Червякову, — а я этим субчикам, кисельная их душа, не дам и головы поднять. — Бревно двинулось. Над берегом, где засели немцы, вынырнули две фигуры. Чопик дал по ним длинную очередь. Послышался отчаянный вопль. Через мгновение фашисты ответили огнем. Пули ложились в грязь рядом с нами.

«Буль-буль-буль» — будто из узенького горлышка бутылки булькает вода.

«Гут, гут, гут» — хвалит себя по-немецки вражеский пулемет.

— Не очень и «гут», если я еще живой, гады вшивые, — ругается Чопик. — Вот я вам покажу, что такое «гут», сразу же «карашо» вспомните! — стиснул до боли зубы, чтобы сдержать ту азартную дрожь, которая рождается в момент боя.

Петр снимает шапку, надевает ее на лопату и поднимает все выше и выше подальше от себя. Теперь ее видно немцам. Резанули по шапке, и она скатилась с бруствера. Послышалась одобрительные возгласы. Петр выжидает.

Вдруг на кромке берега замелькали серо-зеленые бугорки. Видно, немцы переставляли пулемет. Петр с такой злостью нажал на спусковой крючок, что пальцы его рук побелели. Даже чуть приподнялся, чтобы достать огнем тех, что прячутся. Скорее почувствовал, чем понял, что не промазал. Свистнул ребятам, мол, прикройте, и пригибаясь рванулся к берегу Збруча. Достигнув обрыва, увидел, что поторопился, но возвращаться было поздно. Трое — убиты. А двое — живы. Один, склонившись над раненым, перевязывал ему голову. Петр, съезжая по скользкому склону, крикнул:

— Хенде хох! Ауфштее!

Немец бросил бинт и потянулся рукой к автомату. Чопик, размахнувшись, ударил его по каске тяжелым пулеметным прикладом. Занес приклад и над унтером. Но унтер, дрожа от страха, поднял руки.

— Ауфштее! Шнель, шнель! — гневно крикнул Чопик, с презрением глядя на перепуганного унтера. Толстые жирные губы напоминали сосиски. — Вставай, говорю, да веди к своим. Быстрей, быстрей! — Чопик толкнул унтера сапогом в широкий зад. — Каждая секунда дорога.

Тот, покряхтывая, поднялся. Хотел что-то сказать, глядя на трупы своих солдат. Затем махнул рукой — что будет, то и будет — и потрусил берегом к доту.

Со стороны реки дот был наполовину разрушен: торчала разъеденная ржавчиной арматура; толстые глыбы бетона лежали тяжелой бесформенной массой.

За одной из таких глыб кто-то затаился.

— Крикни своим, чтобы сдавались в плен, — тихо приказал Петр унтеру.

Немец вытер ладонью обильный пот, который струился из-под каски, откашлялся, очевидно, спазма страха перехватила ему горло, и крикнул по-немецки:

— Nicht schissen: hier sind Russen. Komm heraus, komm heraus! [2] Не стрелять; здесь русские. Выходи, выходи! (нем.)

Но, то ли солдаты не послушались своего унтера, то ли, возможно, не услышали, пулемет продолжал строчить. Чопик гневно сверкнул глазами, презрительно сплюнул:

— Тебе не подчиняются… Тогда пусть слушают меня. — И громко крикнул: — Сдавайтесь, вы окружены! — и швырнул гранату в темный проем дота. Взрыв. А через мгновение — еще два взрыва, но уже на той стороне укрытия. Очевидно, бросал по амбразуре Вичканов. Пулемет замолк.

Несколько секунд напряженной, тяжелой тишины. Потом через темный, наполовину заваленный кусками бетона проем стали выползать защитники дота. Они что-то говорили своему унтеру.

Вытащили раненых.

Головной дозор устремился к опушке леса, оттуда доносились нечастые выстрелы. А батальон тем временем подошел к доту. Гвардии капитан Походько, крепко пожимая руки боевой тройке, похвалил каждого за смелость, а Чопика — еще и за находчивость.

— Сегодня же оформить материалы на правительственные награды, — приказал начальнику штаба гвардии лейтенанту Покрищаку. — Чопика представить к ордену Красного Знамени, Вичканова и Червякова-младшего — к Красной Звезде.