Так к ней и пристало прозвище Анька–самогонщица.
В селе Глушкевичи, находившемся в самом центре пинских болот, мы задумали рискованное дело.
На карте, лежащей на столе у Руднева, был нарисован небольшой паучок с четырьмя черными лапками железных дорог и синими усиками рек, а сбоку надпись: «Сарны». Несколько вечеров просидели мы — Руднев, Ковпак, Базыма, Войцехович и я, — думая, как раздавить нам «паучка». Повторить лельчицкие «партизанские Канны», как шутя прозвал Руднев тот бой, — здесь было невозможно. Город имел значительно больший гарнизон, подступы к нему были не в пользу атакующих, а кроме того, к городу вело много коммуникаций, — здесь–то и была главная для нас опасность. Но это и привлекало нас больше всего.
А разведка доносила, что «паучок» живет жадной паучьей жизнью. Черные щупальца дорог лихорадочно гонят на фронт боеприпасы и войска. В обратную сторону — на запад — идет награбленный хлеб, высококачественный авиационный лес. И еще — что болью отзывалось в наших сердцах — по рельсам катят запломбированные вагоны, везут в Германию согнанных со всей Украины невольников, наших советских людей.
На столе, в хате штаба Ковпака, карта Правобережной Украины. На севере леса и болота Припятского бассейна. На юге — степи. Обозначен уже на карте самодельными отметками появившийся, по приказу Сталина, новый партизанский край. Черными жилками тянутся железные дороги. Узлы: Сарны, Шепетовка, Фастов, Жмеринка… Над картой склонились командиры: Ковпак, Руднев, Базыма, Кульбака, Бережной. Руднев, хмуро теребя ус, говорит задумчиво:
— Не эти же леса, дикие и непролазные болота послали нас завоевывать… Вот… — он кинул жестом на юг и показал узлы.
Ковпак согласился.
— Верно… Но без базы тоже немного навоюешь… Надо нанести удар… — он показывает на южные коммуникации.
— Но надо и ноги унести после такого удара… — добавляет Базыма в развитие этой идеи.
— Так что же? Расширить партизанский край… Организовать новый отряд, — уточняет идею Руднев.
— А если сочетать одно с другим? — спросил Войцехович несмело и стушевался.
Командиры сразу повернулись на его голос. Он немного осмелел и показал циркулем на Сарны.
— А верно, жирный паучок. Сводку! — приказал комиссар Горкунову.
Долго читал разведсводку молча.
Да, паучок живет жадной паучьей жизнью… Черные щупальца дорог гонят на фронт боеприпасы, войска…
— Гарнизон большой, — чесал затылок Базыма.
— Разведку какую посылал? — спросил меня комиссар.
— Боевую… не дошла. Заставы сильные на дорогах.
— Надо было агентурную попробовать, — додумал за меня Базыма.
— Посылал. Только что вернулась. Анька–самогонщица.
Все заулыбались.
— И «языка» привела. Только чудной какой–то. Не то немец, не то поляк. «Проше пане» все говорит.
— Допросил? — спросил Ковпак.
— Еще не успел.
— А ну, давай их сюда, — махнул рукой командир.
Взгляд его кружит вокруг паучка. Жирный паучок. Щупальца — черные щупальца железных дорог — раскинул он на север, на юг, на запад и, главное, на восток, туда, к Сталинграду.
Вошел комендант, а за ним Анька–самогонщица. Позади — солдат в невиданном еще нами обмундировании.
— Привела жениха, чернявая? — спросил Ковпак.
— Та привела, товарищ командир Герой Советского Союза, — ответила смело разведчица.
— Да где ты его подцепила?
— Пристал на дорози… Там такое говорить… Тильки трудно разбирать… А так — смехота…
— Немец, или мадьяр, или що воно такое? — спросил Ковпак, разглядывая форму солдата.
Тот понял и отрицательно замотал головой.
— О нени, нени! Нени герман. Нени герман. Проминте, пан офицер.
Ковпак вопросительно взглянул на разведчицу.
— Каже, что не герман он, — пояснила Ганька.
— Ага. А кто же ты? Ты хто? Румын, чи що?
Солдат молчал. Руднев подошел к нему.
— Имя? Намен?
Он посмотрел на Ганьку, она ему подморгнула.
— Я есть словак валечник. Вояк.
— Чешский солдат? — спросил Базыма, вспоминая чехов по австро–германской войне.
— Ано, ано, — обрадовался вояк.
— Не понимаю, — отозвался Базыма.
— Ано, яволь, да, эгэ ж… — сразу на всех языках забормотал солдат.
— Славянин, — сказал как бы про себя Руднев. — Всех против нас собрал Гитлер.
И вдруг солдат зарычал, как волкодав при запахе приближающегося зверя.
— У… Гитлер… У валька… война — у чешска матка сльозы… Гитлер это — шволочь.
Ганька весело засмеялась.
— О, такое он мне всю дорогу говорил. Так он того Гитлера сволочив всю дорогу… Так сволочив…
Читать дальше