Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

На поляне горел костер. В него бросали второстепенные штабные документы. Войцехович взял за раму штабную машинку и изо всех сил грохнул ее об пень. Со звоном разлетелись в стороны колесики и рычажки «ундервуда».

Командиры групп и начальники их штабов сидели нахмурившись. Каждый, казалось, думал: «Нет, еще не поздно. Еще можно вернуть. Нехай будет все по–старому. Еще мы не разошлись. И хотя надежды нет, то все же хоть погибнем вместе. А так по одному…» Тишину нарушил резкий голос Ковпака:

— Що зажурылись, хлопцы? Выполняйте приказ! Выполняйте по совести, как следует коммунистам!

Командиры зашагали к своим группам. Через полчаса в звездном порядке они разойдутся в разные стороны.

Направился за ними и я.

Ковпак остановил меня, подняв руку с клюкой, похожей на костыль.

— Эгей, Петро… Почекай минутку… Дело есть.

Подхожу ближе, вглядываюсь в осунувшееся, побледневшее лицо командира.

Он долго, не сводя лихорадочно блестевших глаз, смотрит на меня.

— Ну що, радый?

— Чему, Сидор Артемьевич, радоваться?

— А що по–твоему вышло… Як тая козачня… Свыснув, гикнув — и кто куда.

— Так по вашему же приказанию, товарищ командир…

— Товарищ командир, товарищ командир… Ты не крути хвостом, як тая… Мы с тобой, може, последний раз говорим, как перед…

Я подумал, что мы действительно надолго, а может, навсегда расстаемся.

— Не пойму никак, Сидор Артемьевич, в чем моя вина…

— Вина, вина… А если нема ниякой твоей вины, так я що, по головке тебя гладить должон? Га? Ты плечами не жмы, не жмы, я говорю… От думаешь — командование на нашу з Денисом сторону перекинулось… И радый… распушив хвоста, як той индюк… Думаешь, уже бога за тое… ну, за бороду схопыв… Да? А того не понять, що идем мы врассыпную совсем не так, як тая козачня… Они кидались по свисту, а мы як? По приказу–у–у… Да, они кто куда попало. А мы?

— А мы звездным маршрутом…

— Правильно… Звездным. Значит, по плану. Поняв разницу?

— Понял, товарищ командир.

— Ни черта ты не поняв… Тоби только тактика этого дела известна и понятна. А стретегия? Яка? Ну, говоры…

Я с удивлением посмотрел на расходившегося командира. Он действительно загнал меня своими вопросами в тупик.

— А стратегия — народная. Вот оно, брат, що… Мы не утекать от него сегодня решили. Мы по–новому наступление ведем. Был один отряд — стало шесть. Были большевики на одной горе, угрожали они одному городу, а завтра будут угрожать шести городам, шести станциям, шести мостам. Щоб бить врага крепко, умело. И не выпускать ни одного врага, прорвавшегося на нашу землю в качестве…

— В качестве оккупанта…

— Ну да. И щоб не дрогнула у тебя ни рука, ни душа, ни сердце. Яка бида бы ни случилась з тобою и з хлопцямы… Поняв?

— Понимаю, Сидор…

— От же ни черта ты не понимаешь… Я ж усю твою тактику до горы раком… Ну, да з головы на ноги, то есть поставив. Що главное?

Я молчал.

— Кажи, що главное в нашем деле?

Из–за деревьев выглядывали связные, интересуясь, почему же командир так распекает своего заместителя. Повернув голову за моим взглядом, Ковпак махнул на них рукой…

— А киш–ш… Ну, говори, що главное?

— Главное — народ, Сидор Артемьевич! Потому что…

— Правильно, ну, ступай… Позови мне Павловского. Но ты не на словах… ты на деле про это думай. От тогда я буду знать наверняка, поняв ты меня чи не поняв. Теперь так: начальник штаба у тебя Васыль? Ничего. Грамотный. Карту добре читает. Лейтенант. А комиссаром назначаю Мыколу, того, що з пушки на Припяти стриляв.

— Москаленко?

— Ага. Ничего парняга. Случаем на подполье придется перейти, так лучшего и не надо. Можешь на него положиться. Я его еще с довойны знаю.

К нам подходил Павловский. Вся хмурость сразу куда–то сошла с лица Ковпака. Разгладились морщины, подобрела бородка, из–под бровей заблестели улыбкой глаза.

— Ну, Петро, ни пуха тебе, ни пера… До встречи на условленном месте…

Он крепко обнял меня, и мы расцеловались.

Уже уходя, не оборачиваясь от волнения, я все же услышал, как тем же скрипучим голосом Ковпак спросил Павловского:

— Ну, радуешься, Михаило?..

— А на дидька лысого мне радоваться, товарищ командир, — загудел Павловский.

Дальше я не слышал, о чем они говорили…

Только проходя мимо минут десять спустя, Павловский посмотрел на меня неодобрительно…

— З тобою, бач, як ласково балакав… А мене вже навхрест и навпоперек… И так: поняв? И разэтак: не поняв? Эх, и на черта тая война? Уже скорей бы кончилось все… Пускай бы по хозяйству меня ругали… Пускай хоть дручком по шее бьют — на все согласен… Но щоб за поганого фашиста я от своего любимого командира нагоняи получав? Не согласен.