Татьяна Андреева - Прощай ХХ век (Память сердца)

В деревне существовал свой кодекс поведения. Без приглашения к людям ходить было не принято, а если пригласили, нужно было вести себя скромно. Николай, без перерыва курящий папиросы, обычно держался у входа, иногда присаживался на корточки и интеллигентно стряхивал пепел в валенок. Никакие уговоры присесть за стол и отобедать с нами на него не действовали. Скромность покидала его лишь, когда дело касалось выпивки. Особенно, если было уже «занесено». Тогда он становился требовательным и злым. Я, грешным делом, Кольку недолюбливала, он это чувствовал и меня побаивался. В то время, да и потом, я не рассмотрела в нем ничего хорошего. Лишь сейчас, возвращаясь к тем дням, я пытаюсь понять, что было в этом, казалось бы, никчемном человеке такого, за что его любили животные и наши с сестрой дети. Наверное, по уровню развития он задержался где-то в позднем детстве и остался на том уровне безответственности и безалаберности, когда легко общаться только с подобными себе. Поэтому легче всего ему было разговаривать с детьми. Кроме того, детей он, как умел, любил. Вполне взрослым Николай становился только в пьяном состоянии и тогда чувствовал себя уверенным, умным, превосходящим других в смекалке, в охотничьем и рыбацком везении. В пьяном кураже он хвастался, что его все начальники знают в райцентре и в Вологде и ездят к нему на рыбалку и охоту.

Трезвый Колька напоминал лесного лешего из старой русской сказки — лохматого мужичка с маленькими яркими глазками, густыми кустистыми бровями и крючковатым носом на пропеченном солнцем лице.

Года через три наших летних заездов в деревню он принял нас как неизбежность и обещал маме показать самые грибные и ягодные места в ближних лесах. Маму он зауважал почти сразу, видя, как неустанно она трудится в огороде, любит лес и, самое главное, всегда величает его по имени и отчеству — Николай Философович. Однако этих мест он нам так и не показал, каждый раз уводя в другом направлении, подальше от своих излюбленных полян и перелесков. Вскоре мы и сами освоились в лесу и узнали, где растут рыжики, а где — белые и подосиновики, и к удивлению местных жителей всегда приносили домой полные корзины грибов. С ягодами проблем вообще не было. Малина росла совсем недалеко от дома, на входе в лес и на просеках. А черникой и брусникой были усеяны вырубки и поляны вдоль лесных тропинок. Во время ягодно-грибного сезона мы не вылезали из леса, с утра уходя туда всей гурьбой. Наши дети с измальства знают толк в лесных дарах, умеют ориентироваться в лесу, и выносливы к долгим лесным прогулкам.

У Николая в хозяйстве всегда были одна, а то и две собаки, представлявшие собой смесь овчарки с лайкой. В третий наш приезд у него жил старый пес Дружок с линялой рыжей шерстью и подслеповатыми глазами, но замечательно дружелюбный и общительный. Его очень любила маленькая Маша. Как-то, я наблюдала такую сцену. Дружок сидит у крыльца, высунув от жары язык, а маленькая Маша, приседая от понимания важности происходящего, обнимает его за шею и, картавя, говорит: «Дгужочек мой, ты читать умеешь?» Через некоторое время я спросила ее: «Ну и что он тебе сказал?» — «Сказал, что не умеет!», с сожалением отвечала Маша.

На следующее лето появился новый Дружок, старого зимой съели волки. Мы как-то мало задумывались над тем, что в лесах вокруг деревни водится много зверья, хотя признаков такого соседства было достаточно. Например, в ближнем перелеске часто можно было видеть лосиный помет, а в конце августа по краям овсяных полей ближе к лесу мы обычно находили «лежанки», намятые медведем, приходившем «на овсы», полакомиться сладким спелым зерном и накопить на зиму жирка. Через деревню часто пробегали белки из одного леса в другой. Увидев людей, они проносились по срубам домов, яркие и быстрые, как язычки пламени, застывая на мгновение на сером фоне деревянной стены, как будто для того, чтобы их можно было лучше рассмотреть.

Второго Дружка я буду помнить всю жизнь. От прежнего он отличался только молодостью, а в остальном был такой же дворовой породы, неопределенного бурого цвета с черной спиной и хвостом, такой же свойский и совершенно безобидный. Мы конечно тут же бросились его кормить, зная, что от хозяина он получает только прокисшее молоко и размоченный в нем черствый хлеб. С нашим приездом у Дружка началась новая, прекрасная жизнь, поэтому он появлялся у нас с утра и уходил только вечером. Ему доставались не только объедки в виде остатков супа и каши, дети норовили отдать псу самые вкусные куски, включая печенье и конфеты.