Игорь Минутко - Рот Фронт! Тельман

Особенно выразительными и живыми были глаза. «Говорящими» назвал их кто-то из товарищей Тельмана.

Свое выступление Ленин начал, резко подавшись вперед:

- Мы победили в России потому, что имели за собой прочное большинство не только в рабочем классе, но и в армии, и в крестьянстве. Немецкие товарищи торопят революцию, еще не завоевав на свою сторону народные массы.

«Надо начать революцию, и они пойдут за нами!» - мысленно возразил Тельман.

А Ленин продолжал, сопровождая каждую фразу рубящим движением руки:

- Необходимо научиться вести настоящую революционную борьбу. Германские рабочие уже приступили к этому. Сотни тысяч пролетариев геройски сражались в этой стране во время ноябрьской революции. Но сейчас мы наблюдаем спад рабочего движения. На это нельзя закрывать глаза! И не следует искусственно торопить события! Необходимо немедленно же начать учиться, учиться на совершенных ошибках тому, как лучше организовать борьбу. Мы не должны скрывать наши ошибки перед врагом. Кто этого боится, тот не революционер. Наоборот, если мы открыто заявим рабочим: «Да, мы совершили ошибки», то это значит, что впредь они не будут повторяться и что мы лучше сумеем выбрать момент. Если же во время самой борьбы с нами окажутся большинство трудящихся - не только большинство рабочих, но большинство всех эксплуатируемых и угнетенных, - тогда мы действительно победим!

Последние слова прозвучали под гром аплодисментов.

...Уже после заседания, шагая по московским улицам, Тельман подумал, что те ленинские слова - пророческие. Пролетарскую Россию не смогут одолеть ни интервенция, ни разруха. Сейчас самым опасным врагом был голод. Русские газеты пестрели заголовками о борьбе с голодом. Советская власть прилагала все силы, чтобы спасти народ от вымирания, и в первую очередь - детей. Для этого всюду открывались столовые- при заводах и фабриках, в каждом крупном селе. Детские дома и приюты принимали десятки тысяч сирот и беспризорных...

Возвращаясь в гостиницу, Тельман прошел вдоль Кремлевской стены, мимо памятника делегату II конгресса Джону Риду, умершему в прошлом году. Памятник был высечен из громадной гранитной глыбы. Несколько дней назад на его торжественном открытии присутствовали и немецкие коммунисты. Даже в эти тяжелые дни революционная Россия не забыла почтить память американского журналиста, автора книги «Десять дней, которые потрясли мир». И это поразило Эрнста. Но еще более поразительной казалась ему стойкость русских людей, оборванных, разутых, изнуренных недоеданием. Их косил тиф - в Ростове, Воронеже, Орле, Астрахани и даже под Москвой; в Орехове-Зуеве появилась страшная азиатская гостья - холера. Почти вся Западная Россия лежала в развалинах, а в Сибири японские войска занимали один город за другим.

Но никакие грозы и черные ветры не могли загасить пламя революции. Эрнст Тельман все больше убеждался в этом, вникая в жизнь новой России. Да, голод, разруха, эпидемии, но характерно: после открытия памятника Джону Риду делегаты конгресса были приглашены посмотреть пьесу Владимира Маяковского «Мистерия-буфф», решенную постановщиком в новом, революционном ключе. Спектакль шел в цирке на немецком языке.

Перед началом Эрнста познакомили с хрупкой девушкой, которая смотрела на него большими жгучими глазами.

- Рита Райт, - сказали ему. - Это она перевела пьесу Маяковского. За десять дней!

- Где же ты так научилась немецкому? - спросил он с удивлением.

- Иностранным языкам учит революция! - ответила Рита.

Было красочное представление, в котором участвовало 350 актеров! Оно воспринималось незаконченным действом, как сама революция.

А стихи Маяковского даже в переводе были хлесткими, как лозунги, грубыми, как голоса улицы, и звучали, как клич боевой трубы...

И снова мысли Тельмана вернулись к Ленину. Вспомнилась встреча с ним на совещании немецких, польских, венгерских и итальянских коммунистов, накануне начала работы конгресса.

Эрнста удивило, что с польскими и итальянскими товарищами Ленин свободно беседует на их родных языках. С делегацией из Германии Владимир Ильич говорил по-немецки, а у Эрнста, хитро прищурившись, вдруг спросил:

- А вы, товарищ Тельман, откуда родом? Случайно не северянин?

- Я гамбуржец.

- Гамбуржец! Я так и подумал! У вас, знаете ли, своеобразный говор, а в речи попадаются английские слова. И можно догадаться почему: так говорят люди, долгое время работавшие в крупном порту. Верно?