Николай Пустынцев - Сквозь свинцовую вьюгу

Рядом с землянкой, покрытой плащ-палаткой, лежало тело Юрия Ягодкина. Не верится, что нет больше с нами веселого, неунывающего паренька. Кажется, что поднимется он сейчас из-под мокрой плащ-палатки, тряхнет своим золотистым чубом, подойдет к нам и скажет: «Ну, вот и «язычка» прихватили».

А дождь, студеный, мелкий, глухо и надоедливо барабанит по жесткой парусине солдатских плащ-палаток, и в шуме его слышится что-то тоскливое и грустное.

— Вчера перед уходом на задание Ягодкин письмо получил, — вполголоса, ни на кого не глядя, добавил Давыдин. — Так обрадовался. Говорит, от матери. Она у него на Волге, под Саратовом, живет. Читает он это письмо, а у самого на глазах слезы. Потом наказывает мне: «Если что случится со мной, уж поласковей напишите матери, я ведь у нее один». Он и письмо это оставил мне.

Все молчали. А Саша Трошенков тихонько сказал:

— А меня Юра просил — нарисуй да нарисуй его при всей форме: с автоматом за плечами, с гранатами за поясом. Хотел матери послать.

И на правом фланге дивизия повела активные боевые действия, истребляя живую силу и технику врага. Предприняв успешное наступление, она овладела местечком Ожигово — одним из важных пунктов вражеской обороны по реке Вытебеть на подступах к Перестряжу, где были сосредоточены важные коммуникации врага. Чтобы задержать наступление дивизии, гитлеровцам пришлось спешно перебросить на наш участок фронта значительные подкрепления. Мы вели тяжелые оборонительные бои, сдерживая натиск численно превосходящего противника. И воины 264-й дивизии не посрамили славы русского оружия, сражались с беззаветной храбростью, мужеством, проявляя железную стойкость и массовый героизм.

20 сентября дивизию вывели из боя на отдых и переформирование.

Стоял конец сентября. Поздним вечером разведрота достигла окраины какого-то села. Бойцы отыскали пустой сарай, принесли туда свежей соломы и залегли спать.

Меня назначили часовым. Над селом нависла глухая осенняя ночь. Это была первая ночь вдали от фронта. Тишина. Необыкновенная тишина! Все вокруг будто пронизано ею: и хмурое, набухшее дождем небо, и холодный ночной воздух, и костлявый дуб рядом с сараем.

В четыре часа меня должен сменить Давыдин. Не хочется будить парня. Так бы и стоял не двигаясь, вслушиваясь в тишину ночи. А бойцов даже во сне не покидают тяжелые видения войны. Кто-то спросонья крикнул:

— Гранатой, гранатой давай!

И снова все стихло.

Куда только не уносит солдата мечта! В старенькой шинелишке, в стоптанных кирзовых сапогах я переступаю порог отчего дома. У ног жены, боязливо держась за юбку, стоят два мальчугана — мои сыновья. Младший еще совсем крохотный. Ему меньше года. Он родился без меня. Оба испуганно таращат глазенки.

— Да это ваш папа, не бойтесь, — ласково гладит ребячьи головы жена, а сама не успевает утирать слезы.

И опять кто-то заскрежетал зубами, кто-то вскрикнул спросонья:

— Кроши гадов, бей их прикладом!

Потекли однообразные дни, похожие друг на друга, как автоматные патроны. Наступил декабрь сорок второго. Завыли метели. Нашу землянку засыпало толстым слоем снега. Мы в шутку окрестили ее «родным уголком». Она кажется необыкновенно милой и уютной особенно в те часы, когда чертовски усталый возвращаешься на ночлег после ротных занятий.

В тылу, когда я был еще зеленым новичком, я наивно представлял себе, что стоит только прийти на передовую, как сразу увидишь немца. Подползай к нему осторожно, хватай, обезоруживай, затыкай рот пилоткой, и «язык» твой. В действительности все оказалось сложнее. Враг умен и хитер. Он старается предугадать твои действия. Чтобы взять «языка», нужно перехитрить противника, проявить максимум сноровки, сообразительности, упорства, выдержки. Мы научились ползать, маскироваться в складках местности, использовать для этого все, вплоть до воронок от авиабомб и снарядов. Воронки нередко служили нам и наблюдательными пунктами. Овладели немецкими автоматами, парабеллумами, винтовками, стали метко, без промаху стрелять как из своего, так и трофейного оружия. В зеленых маскировочных халатах, нередко надев поверх сапог веревочные лапти, бойцы неслышно, как кошки, подбирались к вражеским траншеям, быстро разведывали передний край, засекали огневые точки, устанавливали пути подхода к блиндажам. Мастерами-наблюдателями стали и юный Саша Трошенков, и Леша Давыдин, и Борис Эрастов.

Но допускали и много ошибок, за которые расплачивались кровью. И теперь мы снова учимся переползать, метать гранаты, метко стрелять, с известной точностью простейшим способом определять расстояние до намеченных ориентиров, а самое главное — маскироваться.