Николай Пустынцев - Сквозь свинцовую вьюгу

С наступлением темноты разведывательная группа направилась к переднему краю и разместилась в двух тесных, сырых землянках. Возглавляет группу сам лейтенант. Присев к столу, он вместе с командиром взвода в последний раз просматривает карту, уточняет маршрут. При свете ночника мне хорошо виден его острый профиль. Удивительный человек! Всего полчаса назад он нещадно распекал двух бойцов за то, что они не захватили саперных лопаток. А сейчас, сидя за столом, вполголоса говорит командиру взвода:

— Пусть отдохнут бойцы. Большое впереди дело.

И сколько сердечности, теплоты в этих словах!

Временами до меня долетают обрывки разговора:

— Немецкие траншеи проходят рядом с совхозом. Там вспаханное поле. Его переползем по-пластунски. Группа врывается в окопы...

В группу захвата подобраны надежные бойцы: Давыдин, Трошенков, Ягодкин и четверо из приданных стрелков. За старшего — Дорохин. Самый молодой из всех — Саша Трошенков. Вот он сидит, согнувшись, в углу землянки, поставив меж ног свой неразлучный автомат. Желтый свет коптилки падает на его румяное, совсем еще мальчишеское лицо...

В половине двенадцатого вылезаем на бруствер окопов. Ночь темная, глухая. Нудно накрапывает дождь. Поползли. Справа от меня — Игнатий Кряжев. Слышу его тяжелое прерывистое дыхание. Нелегко старому солдату: дают о себе знать годы. Однако он не сдается и еще до выхода на задание настойчиво просил командира роты включить его в группу захвата. Но ему наотрез отказали. Командир роты коротко сказал:

— Останетесь в прикрытии. С пулеметом.

Какая-то тревожная тишина разлита кругом. Ни выстрела, ни шороха. До чего же оно неприятно — безмолвие! Кажется, конца ему нет. Вдруг — что это? Сквозь шорох дождя донесся до нас протяжный испуганный крик. И сразу же ночное мглистое небо озарилось матовым светом. Одна ракета, другая, третья...

Невдалеке на фоне длинного выбеленного сарая различаю несколько бойцов. Полусогнувшись, они бегут в сторону от немецких окопов, волоча что-то по земле. Это, видимо, группа захвата.

Тишина мгновенно раскалывается бешеным лаем вражеских пулеметов. Левее проносится ливень пуль. Надо прикрывать отход группы. Кряжев нажал на спуск ручного пулемета, и тот затрепетал гулкой нервной очередью. Нестройными залпами из винтовок и автоматов мы поддерживаем его.

Немецкая сторона крепила огонь. С злобным колючим треском ударили вражеские пулеметы. Лейтенант приказал отходить.

И тут-то ранило нашего «академика». Пуля раздробила ему плечо.

— Тащите его к своим окопам, — распорядился лейтенант, — мы будем прикрывать отход.

Ох и трудной была эта ночь! Вражьи пулеметы неистовствовали. Плотно прижавшись к земле, держа за концы плащ-палатку с раненым, мы медленно передвигались вперед, к своим. Наконец преодолены последние метры — и мы у себя в траншее. В углу ее сиротливо светит ночничок. Файзуллин быстро разорвал чехольчик индивидуального пакета, наложил бинты, стал перевязывать Кезина. Раненый заскрипел от боли зубами, впал в забытье.

Стали возвращаться бойцы, участвовавшие в поиске, В траншею спрыгнул Дорохин. Он устало опустился на самодельную скамью, закрыл лицо руками. От него мы узнали, что убит Ягодкин.

Неожиданно очнулся Кезин.

— Все живы? Да? Как с «языком»? — прошептал он.

Трошенков, насупившись, указал на силуэт сидящего в стороне человека.

— Фашист. Только чуточку дырявый, — каким-то безразличным тоном сказал он. — Пока тащили, свои же в ногу угодили.

— А ведь как вытаскивали этого стервеца, вспомнить тошно! — подхватил Давыдин. — Подползли мы к окопам. Метров восемь до них осталось. Слышим, немцы на своем языке балакают. Двое их. Притаились мы. Все стихло. Примечаем: один немец в блиндаж ушел, а другой часовым остался. Самое подходящее время в траншею ворваться. Мы разом поднялись. Ягодкин с Трошенковым первыми добежали до бруствера и спрыгнули в траншею. А тут и мы со старшим сержантом подоспели. Немец даже не пикнул: в рот ему пилотку всунули, а сверху накрыли плащ-палаткой. Выволокли на бруствер и давай поскорее тащить. Метров уже двадцать оттащили, как сзади раздался отчаянный крик. Видимо, другой солдат пришел. Заполыхали ракеты. Небу жарко стало. Тут было одно спасение: не отрываться от земли, прижиматься к ней покрепче. А Ягодкин приподнялся, тут его сразу очередью и прошило. И еще трех стрелков-пехотинцев сразило, пока ползли. Пришлось нам вчетвером и Ягодкина тащить, и пленного, — закончил свой рассказ Давыдин.