Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Словом, мне, земному человеку, жаль земного человека, но дух жив, и он не может быть убит даже такой могущественной, чудовищной машиной, как гильотина.

Выдуманная мною княгиня Оболенская, не зная того, безымянно существовала ещё до её рождения во мне и во мне же существует после её смерти, а может, будет существовать и после моей. Ведь досталась же она мне из чего-то, из чьей-то памяти, из чьего-то духа, заключённого в пространстве, и кто меня разубедит в том, что оно не всевечно? Значит, человек бессмертен? Не все, а только те, кто достойны этого, у кого могуч бессмертный дух настолько, что может пройти сквозь время и пространство.

Вот видишь, какие молодые думы во мне ещё живы, хотя душа устала, и порой мне кажется, что я уже столетний старик.

С большим юмором читал я в «Правде» заметку Володи Большакова о том, как кормят безработных в Париже. Нашим бы трудягам такое обслуживание, а детям в «передовых» наших детсадах — еду безработных, а то их уж закормили ивасями, капустой и лапшой из солоделой муки.

Долгое житьё в парижах вредно — уж очень несовершенной начинает казаться наша жизнь и страна, где «по заслугам каждый награждён». А «их» житьё плохое, и вообще они «не так» живут, как мы, и, что самое дикое, — не хотят, как мы, жить.

Коммунисты, накормленные в буржуйских харчевнях первоклассными продуктами, кроют буржуев в газетке «Юманите», кроют за разные несовершенства. Им бы к нам в Бийск либо в Шарыпово приехать и вкусить пролетарских харчей, пожить в нашем малогабаритном раю, поотравиться в столовых раз пять в месяц, постоять в очередях, порвать штаны на наших асфальтах и пуговицы в трамваях, то есть поработать в наших «экстремальных условиях», как сейчас говорят, — они у нас всё время экстремальные.

Словом, воспринял я заметку Володи Большакова как юмористическую, а очередь он заснял, видимо, вечером у кинотеатра на Монпарнасе, где парижане «низшего сословия» жаждут американского кинобоевика.

Ну вот, хотел написать тебе длинное, обстоятельное письмо, даже в индийскую или индусскую философию ударился, как привезли почту в деревню, а с нею три толстых рукописи графоманов и вёрстку первого тома «Последнего поклона», который подарочно издаётся в «Молодой гвардии». Закругляюсь и желаю тебе и Петрухе того, чего желают добрым людям, — здоровья и еще раз благодарю за солнечный день на кладбище Сен-Женевьев, за его грустную красоту и за душевное очищение. И всё помню приболевшего Петруху. Жалейте его — один же! Но шибко не балуйте — уж так ли туго приходится одноштучным интеллигентным мальчикам в нашей дорогой действительности, особенно в армии, что они порой накладывают на себя руки. Вы ведь не вечны, а ему дальше жить и Бог знает, что их ждёт.

Поклон Парижу, всему разом. И Володе, хоть он и отбил хлеб у Жванецкого, тоже привет. Преданно Вас помнящий Виктор Петрович

9 июня 1988 г.

Красноярск

(Д.Гусарову)

Дорогой Дима!

Много я тут поездил, много повидал. Был аж в Латинской Америке, в Колумбии, Перу, увидел наяву то, о чём давно мечтал, что снилось в дальних юношеских снах. Много и разнообразного народу живёт на земле, но никто не дал себя так разрушить, как мы, и вывод мой один: не надо разрушать, тогда и восстанавливать ничего не потребуется.

Южная Америка не дала растлить себя и свою древнюю культуру — это главное, что я увидел. Наоборот, влияние её на мировую современную культуру велико, особенно в ремёслах, музыке, танцах. Общение их друг с другом более независимо, чем у соседей американцев. Они, эти индейцы и креолы, не лебезят ни перед кем, психованные, горячие, но и восторженные, дружелюбные, нищие и богатые, трудящиеся и лентяи, воры и бляди, красавцы и красотки, почтительные, бодрые, ничего, даже правил уличного движения, не признающие, — живут непривычно нам, робким, от всего зависимым, послушным, зажатым даже в самих себе. Им же что убить, что полюбить человека — одинаково свободно. А природа! Особенно в Колумбии (я был в Боготе и возле неё). Четыре урожая в год. Овощи, фрукты, прикладные изделия ничего не стоят. Народ лёгкий на ногу, темпераментный, громкий и вольный, несмотря на военное положение и беспрестанную стрельбу.

Был в Новгороде, затем в Вологде у детей, затем в Москве на приёме в ЦДЛ, в «гостях у Рейгана», а после ходил на приём к Горбачёву, проговорили более часу, может, мой визит поможет Сибири и нам всем, может, и нет. Мне-то уже помог — я выговорился, «разгрузился», да и вблизи, глаза в глаза, посмотрел на нынешнего руководителя. Мужик он хороший и добра народу хочет, а уж как получится?..