Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

А в это время росли тыловые службы, комиссары имели по три машины: легковушку для выезда на всякого рода руководящие совещания, «виллис» у большинства так и остался новым, у нашего бригадного комиссара даже краска американская, качественная, на нём не сносилась, третья машина — грузовая, «студебеккер». Там стояли только заправленные «простынями» пишущие машинки и всякого рода вдохновляющие тексты и бумаги, и при них секретарши не старше восемнадцати лет, менявшиеся по мере употребления и отправляемые в тыл для «лечения».

Ох, много, много есть чего скрывать «наследникам»! И я «наследник», да ещё какой!

Вот ты помянул Сашу Матросова. а ведь у меня где-то (где-то!) в бумагах лежит вся история его страшной жизни, не по его вине страшной, а по жизни всей системы. Он ведь был перед отправкой на фронт не в РУ, а в исправительной колонии, которая до недавнею времени носила его ими, и только потом пришло кому-то в голову, что нехорошо тюремному предприятию носить имя героя. Воистину героя! Грудью на дзот он, конечно, не бросался. А попавши на верх дзота, пытался вырвать руками или наклонить ствол пулемёта к земле, но в дзоте-то сидели не те болваны, коих нам показывают в кино, и кормлены они были получше, чем Саша в штрафной роте, и они его за пулемёт стащили сверху и в амбразуру, которую, ты знаешь, даже сытой комиссарской жопой не закрыть, изрешетили парнишку. Но и этой заминки хватило пехоте, чтоб сделать бросок и захлестнуть дзот гранатами. И добро, что борзописец тут скумекал, а не будь его, кто бы узнал о Сашином подвиге. Борзописец тот всю жизнь сулился написать о Матросове правду, да не умел он и не хотел жить правдой!

Но, может, я такой прыткий и «правдивый», у которого были и есть все нравственные данные, чтоб рассказать о своём одногодке правду и написать о ней, да так, чтоб ясно было, что не благодаря Сталину, а вопреки его системе и воле, не глядя на всю угрюмую псарню и велеречивых мехлисов, народ и его истинный сын Саша Матросов шёл на фронт и воевал на передовой с честью, подлинной храбростью и достоинством, написал о нём?

Сперва мне жрать нечего было, а когда стало чего жрать, потерять уже жратву не хотелось, потом у меня появилась «лирическая струна», потом нахлынули более «важные» экологические дела, потом я стар и болен сделался, тему Сашину мне уже не по силам поднять и одолеть, а последователи наши пишут о «бичах», проститутках, наркоманах и заворовавшихся продавщицах. Это теперь так важно! А вот о Матросове вроде бы ещё нельзя. «На святое замахиваетесь! Мало вам Сталина! Так и до Жукова доберётесь!..»

А между прочим, тот, кто «до Жукова доберётся», и будет истинным русским писателем, а не «наследником». Ох, какой это выкормыш «отца и учителя»! Какой браконьер русского народа. Он, он и товарищ Сталин сожгли в огне войны русский народ и Россию. Вот с этого тяжёлого обвинения надо начинать разговор о войне, тогда и будет правда, но нам до неё не дожить. Сил наших, ума нашего и мужества не хватит говорить о трагедии нашего народа, в том числе о войне, всю правду, а если не всю. то хотя бы главную часть её.

Черчилль говорит в своей книге публицистики, что победители в войнах непременно оставались побеждёнными, и ни одна страна, ни один народ не терпел такого поражения в войне, как Россия и русский народ. Её, России, попросту не стало. Страшно произносить, но страна-победительница исчезла, самоуничтожилась, и этому исчезновению и самоуничтожению и продолжающемуся неумолимому самоистреблению шибко помогли наши блистательные вожди начиная со Сталина и однопартийная система, спохватившаяся спасать страну и народ во время уже начавшейся агонии.

Остаётся молиться, но уже настоящему Богу-вседержателю и просить его о чуде. Только чудо способно нас спасти! Современный управитель, похожий на Муссолини и Хрущёва одновременно, слабоват, чтоб загородить собой поток после сорванной плотины, да и методы его всё те же, что и у его предшественников, а время показало, что они, эти методы, годны только для разрушения: зажим, подавление, говорильня ничего доброго принести не могут. Общество слишком больно, и болезнь его прогрессирует «изнутри», а нутро-то это, сжавшееся от испуга, мелких страстей кусошника и выжиги, перешедшее во внуков и правнуков от дедов и прадедов, закрыто от всех и для всех. «Сдохни ты сегодня, а я завтра» — эта зловещая мораль, родившаяся в стране ГУЛАГ, залила, как болото, всю страну, весь народ, всё общество.