Станислав Поплавский - Товарищи в борьбе

К началу первой мировой войны наша семья перебралась на Киевщину. Отец стал батрачить у пана Даховского, владевшего огромными поместьями в Липовецком уезде. Только в селе Хейлово, где мы жили, у Даховского было четыре тысячи десятин земли, ему принадлежало имение с большим парком и господским домом в Лескове, а также земля в небольшой, окруженной лесом деревне Матвеихе. Рассказы селян о несметных его богатствах впервые заставили меня задуматься над несправедливостью, царящей в мире, и суровость моего отца становилась более понятной.

В свои пятнадцать лет я почти не знал грамоты. Польские дети могли учиться только в церковно-приходских школах (других здесь вообще не было), где местный священник вел уроки закона божьего.

- Мои дети не будут учиться у попа! - гневно восклицал отец, когда заходила речь о школе. - Никогда не допущу этого!

Отец был фанатичным католиком. Каждым воскресным утром он направлялся в костел за восемь верст от села. А вот мать, Паулина Болеславовна, не отличалась особой набожностью, хотя и соблюдала религиозные обряды. Это была кроткая и добрая женщина. Я помню ее всегда чем-то занятой по дому или же склоненной над колыбелью.

В долгие зимние вечера при слабом свете каганца мать всегда что-нибудь шила или штопала. Она обшивала не только всю нашу многочисленную семью, но и соседей, подрабатывая таким образом несколько пятаков. Ее любовь и ласка вспоминаются теперь как самое светлое в моем нелегком детстве. Когда своей натруженной шершавой рукой мать гладила мои вихрастые волосы, я крепко прижимался к ней, и сразу становилось легче на душе, таяли, исчезали жгучие мальчишечьи обиды.

Нередко я заходил с матерью в огород. Он, как и наш дом, был собственностью помещика. Нам принадлежали только цветы, за которыми заботливо ухаживала мать. Яркие, красивые, они росли вдоль забора, привлекая внимание прохожих.

От матери я на всю жизнь унаследовал любовь к цветам. Даже на фронте, в минуты затишья, собирал иногда скромные полевые цветы и нес их в свою землянку. Они напоминали мне далекое детство...

Моим лучшим другом был Нестер Снежко - не по годам серьезный и очень впечатлительный парень. Он был на несколько лет старше меня и посещал начальную школу в местечке Монастырищи. Бывало, я подолгу бродил возле дома своего "учителя", ожидая его возвращения из школы. Нестер приносил учебники и книги, над которыми я просиживал часами. Он привил мне любовь к книгам, а книги открыли предо мной новый, ошеломляюще богатый мир. Я начал внимательно присматриваться ко всему окружающему.

Жизнь Нестера оборвалась рано: он заболел скоротечной чахоткой. Я горько плакал на его похоронах и, вернувшись с кладбища, почувствовал себя осиротевшим.

Позже моим "университетом" стала сама жизнь. Хотя после революции я учился в народной школе, открытой в тех же самых Монастырищах, однако окружающая действительность, а также чтение книг дали мне гораздо больше, чем два класса, которые я успел закончить.

По вечерам над деревенскими садами плыли веселые и грустные, полные раздумья украинские песни. К поющим парням и девчатам присоединялись и молодые пленные австрийцы, волею судьбы очутившиеся в Хейлово. Они работали на помещика и в пределах его владений ходили свободно, без надзора. Дом, в котором они жили, находился рядом с нашим, и я вместе с друзьями часто проводил там свободное время. Австрийцы хорошо играли на губной гармошке, балалайке и мандолине. Это были простые деревенские парни, и я никак не мог понять, почему их называют врагами. Ведь мы, батраки (я в ту пору уже трудился на помещика), в полном согласии работали вместе с ними в поле, в саду, на конюшне.

- Сташек, пойдешь пахать под сахарную свеклу, - объявили мне однажды. Запряжешь семь лошадей а будешь их погонять.

- А кто за плугом? - спросил я.

- Да пленный, поляк...

Так я познакомился с Яном Новаком, бывшим солдатом австрийской армии, который стал потом моим закадычным другом и учителем, заменив покойного Нестера.

Хорошо нам работалось с Яном в поле, у него многому можно было поучиться.

- А что вы делали дома? - спросил я однажды.

- То же самое, что и здесь, - ответил Ян. - Разница лишь в том, что там я работал на графа Потоцкого, а здесь на пана Даховского. А это одно и то же.

Ян стал со мною откровенен. Я узнал от него о разделах Польши, о том, как кайзеровская Германия, Австрия и царское самодержавие угнетают польский народ. Он рассказывал мне о красоте польских городов, о Кракове, в котором родился. Я глубоко задумывался над его словами, но никак не мог понять, почему поляки, люди одной национальности, носят мундиры разных армий и воюют друг с другом.