Михаил Аношкин - Рубежи

По цепочке передали — продолжать движение. С вечера до самого рассвета шли по сосновой чаще, по кромке болота, по зарослям дубняка и орешника. Спотыкались с непривычки. Ходить бесшумно по лесу ночью не просто, навык нужен. Тактические занятия в роте теперь казались игрой, хотя и изнурительной. Партизанская действительность была куда сложнее.

На третью ночь добрались до места. Приказ: не разговаривать, не курить, никуда не отлучаться. К нам подтянулись носильщики тола — десять человек. У каждого заряд по двенадцать килограммов. Будем взрывать мост. Порядок такой — партизаны врываются на мост, мы следуем за ними. Определяем носильщикам места, где будем подвешивать заряды. Потом вставляем детонаторы выводим бикфордов шнур и поджигаем.

Небо затянулось хмарью. Ветер куролесил в кронах сосен. Дука послал к мосту разведку. Ждали: вот-вот дадут команду двигаться вперед.

В стороне моста взлетела зеленая ракета. Затем они посыпались одна за другой — сквозь чащу мельтешили, как светлячки. Затакал крупнокалиберный пулемет, скороговоркой сыпанули автоматы. В лесу чавкнула мина, вторая. И пошло… Впечатление было такое, будто нас окружали.

Отходили весь остаток ночи. На рассвете залегли в глухом орешнике. Не успели задремать, как снова поднялась стрельба. Заняли круговую оборону. Мы с Батеневым выдвинулись на опушку, спрятались за стволом сосны. Слева и справа от нас залегли партизаны. Утро занялось пасмурное. Стрельба разгоралась позади нас, на той стороне круга обороны. Батенев позвал:

— Сержант, погляди левее.

Перед нами простиралась вырубка, заросшая мелкой березой. За ней ровной медно-красной стеной поднимался сосновый лес. На вырубке замелькали серо-зеленые мундиры. Каратели шли цепью. Рукава засучены до локтей, на животах готовые к стрельбе автоматы. Вот они достигли середины вырубки, можно разглядеть лица. Сквозь прорезь прицела зацепил взглядом одного — в очках. Руки заросли рыжими волосами..

Подпустили мы их довольно близко. И грянули из всех видов оружия: винтовок, автоматов, ручных пулеметов. Цепь смешалась, многие попадали, и мой очкарик тоже. Остальные пытались обойти с фланга, но и там их встретили дружным огнем. Отстреливаясь, фашисты отошли.

Стрельба позади достигла накала. И вдруг вначале нестройно, а потом дружнее покатилось «ура». Захватчики ретиво скрылись в лесу, преследовать их не было необходимости.

…Мы снова в походе. Идем дремучим лесом, минуя болота, где курлыкают журавли. В середине дня привал. Появился Селиванов, потный, как после рубки дров. Батенев без слов протянул ему кисет. Задымили. Селиванов поставил трофейный автомат возле сосны, лег на живот и сказал:

— Чуть в саму пасть к Горынычу не угодили. Не иначе, какая-то сволочь сообщила фашистам: мол, ждите партизан у моста. Они и ждали. А разведка напоролась на засаду. Они думали, что нас самая малость, вот и бросились в погоню, да получили по сусалам. У нас одного брянича убило, хорошего мужика.

О сути задания, которое нам не удалось выполнить, узнали несколько позднее. Неподалеку от Брянска через Десну перекинут мост, прозвали его «Голубым». Он был взорван в конце сорок первого, но быстро восстановлен оккупантами. Попытки снова поднять мост на воздух предпринимались неоднократно, но тщетно. Уничтожение моста стало особенно важным в это лето, когда загрохотала битва на Курской дуге. Командование фронтом поставило перед Южной оперативной группой орловских партизан задачу — взорвать мост. Был сформирован отряд особого назначения. Слухи об этом просочились из штабных палаток и «по секрету» передавались из уст в уста. Достигли они и немецкого командования, а оно приняло свои меры.

Убитого брянича похоронили на ромашковой поляне, и, словно бы специально, чтоб попрощаться с ним, выглянуло солнце. Оно смотрело на печальную поляну недолго и снова зарылось в серые тучи.

Отдыхали до сумерек. Никита Мироныч от нас не отходил, ему не терпелось выговориться до конца. И накуриться настоящей махорки. Партизаны давно пробивались кислыми немецкими сигаретами, а порой сухими листьями и мхом. И наши запасы вскоре улетучились: многие ведь приходили и жалостливо просили на закрутку или оставить «сорок» — окурочек поменьше половины.

— Опять же о сыне, — продолжал Никита Мироныч когда-то прерванный разговор. — Хлопец был что надо. Не думайте, что это по-отцовски. Все так говорили. Командир разведку ему поручил. Только какая уж по тем дням разведка, ежели немцы — вот они, всей мощью на нас навалились. Сжали в кольцо возле Смелижа, а раздавить не могут. Кишка тонка, не по зубам орешек. У нас тогда и орудия были, и минометы, и даже танки, только мы их в землю вкопали на опасных участках. Вот тебе и стальная крепость. День бьются фашисты, другой, мы держимся. И чем только они нас не донимали! И артиллерией крушили, и бомбами весь лес перепахали, и на обман брали — мол, сдавайтесь, жизнь сохраним.