Людмила Бояджиева - Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

«Она!» — решил молодой поэт после выступления в студенческой аудитории Марии Вишняковой, так вдохновенно и страстно рассказывавшей о поэзии Блока.

Вскоре они бродили по московским переулкам, танцевали под оркестр в Парке отдыха, читали без остановки друг другу стихи и целовались в дурманном аромате цветущих лип.

— Я начал писать стихи прямо с горшка! — хвастался Арсений, улыбаясь смоляными глазами. — У нас в доме высокохудожественная обстановка была — то спектакли затевали, то поэтические вечера. Уж и не помню, в каком возрасте я дебютировал. Помню только, что пришлось вставать на табурет. Это я потом вымахал. А мальчонкой был мелковат.

— Зато у меня в роду все крупные и страшно принципиальные. Я обид не прощаю, — Мария заглянула в его влюбленные глаза. Понимала, что чернобровый красавец не ей одной снится. Но ведь думалось: «Да то ж у других мужья на сторону бегают, я-то девушка особенная!» — Учти это, Арсений, ты мне на всю жизнь предназначен.

— Не пугай. Я верный. Если уж полюбил, то на всю жизнь, — он обнял Марусю. Но она вывернулась и побежала вперед, газовая косыночка порхала в руке. Спряталась за ствол старого клена, прижалась к нему спиной, затаилась. Арсений догнал, поцеловал милый, чуть вздернутый нос, заключил в обруч крепких рук. — Никуда теперь не денешься. Принципиальных я как раз очень уважаю, — зарылся лицом в ее теплые, пахнущие земляничным мылом волосы. — Ты — моя единственная. Этот запах… Ни у кого не может быть такого! (чары любви преображали в редчайший парфюм единственную в стране марку туалетного мыла).

— А мне, знаешь, что в тебе больше всего нравится? — Маруся лукаво прищурилась. — Что сапожничать умеешь. Босая не останусь.

Родителям Марии парень понравился, в 1928 году молодые расписались.

Со следующего года Тарковскому за отличную учебу выделили ежемесячную стипендию Фонда помощи начинающим писателям при Государственном издательстве. Очень кстати оказались эти небольшие деньги молодой семье. Первые публикации Тарковского — четверостишие «Свеча» и стихотворение «Хлеб» состоялись во время обучения на Высших литературных курсах. На том карьера поэта и застопорилась. Долго ему придется ждать собственного сборника — несколько десятилетий.

В следующем году из-за скандального происшествия — самоубийства одной из слушательниц — Высшие литературные курсы закрылись. Тарковский был принят в газету «Гудок» — тот самый знаменитый «Гудок», где подрабатывали Булгаков, Олеша, Ильф и Петров. Тарковский писал судебные очерки, стихотворные фельетоны, басни под псевдонимами. Самым популярным «автором» фельетонов Арсения был простоватый персонаж Тарас Подкова.

В 1931 году Тарковский устроился на Всесоюзное радио старшим инструктором-консультантом по художественному радиовещанию.

— Взяли меня, Маруська, взяли! — объявил он с порога жене. — Теперь зажируем! Пьесы буду писать для радиопостановок!

— Ого! На радио! Ты у меня герой! Это ж очень перспективно и прогрессивно. Главное — не терять идеологическую направленность и не ляпнуть чего-то… ну, ты сам понимаешь, — Маруся осеклась и воровски огляделась — не мог ли услышать кто-то почти вырвавшееся из ее уст слово «антисоветское». Она варила на керосинке суп из ржавой воблы, полученной в пайке.

— Не беспокойся, я человек здравомыслящий, кой-какую школу прошел. На радио мне уже и задание дали — пьеса будет называться «Стекло». Рассказ о героях-стеклодувах, — Арсений зачерпнул варево, подул на ложку и отведал кушанье. — Ресторан, да и только! И даже лучше, что картошка мороженная, так во рту и тает.

Чтобы познакомиться со стекольным производством, хорошенько изучить процесс варки стекла на месте, Тарковский отправился на стекольный завод. Пьеса была закончена в предельно сжатые сроки, записана замечательным актером Осипом Абдуловым и передана по Всесоюзному радио.

На кухне у приемника собрались чуть ли не все жители коммунальной квартиры, аккуратно рассевшись рядками, словно в театре. В финале соседи поздравляли автора. Маруся накрыла стол, угощая своим фирменным винегретом. Читали стихи, пели и пили за то, чтобы жизнь как можно скорее стала окончательно прекрасной.

— Жизнь будет чудесной! Ты станешь театральным драматургом, и у нас родится мальчик, — шептала Маруся ночью в выбритую, но всегда колючую щеку мужа. — Жесткий у тебя волос, ну прямо щетина.

— Что-что? — сияя в темноте глазами, он сел, оторопело сгреб ее в охапку. — Ты что сейчас сказала, Маруська?! Мальчика ждем? Вот это здорово!