Василий Шевчук - Командир атакует первым

Первый же самолет благополучно совершил посадку на нашем аэродроме. Вскоре привезли и экипаж, который покинул свой Б-29. И хотя у нас знанием английского языка никто не отличался, гости тоже дальше восклицаний "О'кэй!", "Сталинград!" не ушли, но еще до прибытия переводчика мы прекрасно поняли друг друга. Авиационный язык жестов интернационален.

Американцы объяснили, что они долго летали, горючее подходило к концу, и хорошо, что им показали аэродром. Однако когда мы попытались выяснить, что произошло с самолетом, экипаж которого вынужден был выброситься на парашютах, взаимопонимания не достигли даже на авиационном языке. Только много позднее мы узнали, что экипаж покинул самолет, обрекая исправную дорогостоящую машину на гибель из-за того, что на ней стоял новый бомбардировочный прицел, секретами которого американцы не желали делиться со своими союзниками.

Но это было позже. А тогда, понятно, мы встретили американских авиаторов по всем законам русского гостеприимства. Как только из полка уехали многочисленные представители штаба фронта, воздушной армии, улетели генералы Рязанов и Баранчук, мы по указанию начальства устроили для гостей товарищеский ужин. Ели американские летчики немного, но к водке проявили явно повышенный интерес. Естественно, что их жизнерадостность, улыбки, которые они щедро излучали уже в самый первый момент приземления после тяжелого и опасного полета, сейчас взрывались настоящим фейерверком.

Командование выделило нам переводчика, и разговор теперь шел вполне понятный для всех. Американцы рассыпались в комплиментах, любезностях, хвалили наших летчиков. Кстати, они хорошо знали фамилии советских асов Покрышкина, Кожедуба, Глинки, Луганского. Однако не забывали похвастаться и сами. Рассказывали, как они успешно бомбят немецкие города. "О, это зрелище! Пятьсот, тысяча "летающих крепостей" бросают фугаски, зажигалки - и все горит! Море огня!"

Веселые, общительные, разговорчивые эти американцы. Смелые, похоже, парни. А вот к войне, судя по разговорам, относятся как-то своеобразно: какой же восторг от пылающих в огне городов - ведь не театральное представление...

Не знаю, успели ли эти веселые ребята принять участие в февральских бомбардировках Дрездена или нет, но мой друг Анатолий Кожевников, который рассказал мне про разрушенный город, выслушав рассказ об американских летчиках, небрежно махнул рукой: "Тоже мне, вояки!"

Мне хотелось поговорить с Анатолием о его планах, как говорится, "на после войны", о наших командирских делах на сегодня и завтра. Но побеседовать не удалось: вызвал к телефону командир дивизии.

- Вот что, Василий Михайлович, держи своих ребят "на товсь!". Завтра, возможно, будет не совсем обычная работенка. Пока точно не знаю какая, но в любом случае будем менять "квартиру". Понял? Так что еще раз повторяю - "на товсь!".

Пришлось играть отбой, отдав предварительное распоряжение о подготовке полка к перебазированию. Куда, зачем - никто не спрашивал: привыкли менять "квартиры".

Ночью меня разбудила стрельба в леске, где располагались связисты. Я еще не успел связаться с оперативным дежурным, как выстрелы уже раздавались у наших казарм. Стреляли из пистолетов, автоматов, винтовок. Воздух освещали сигнальные ракеты. Дежурный срывающимся от волнения голосом доложил:

- Победа, товарищ гвардии майор... По-моему, и обеда!

Да, связисты первые получили сообщение, что в начале суток 9 мая подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Не без труда я дозвонился командиру дивизии. На удивление, голос генерала Баранчука был деловым и озабоченным.

- Поздравляю, тоже поздравляю, дорогой мой, только... - тут разговор прервался. Слышно было, как Баранчук отдает какие-то приказания. И снова мне: - Только учти, Василий Михайлович, для нас, судя по всему, День Победы еще не наступил. Личный состав поздравь, но никаких там тостов и прочего... Понял?

- Понял, товарищ генерал.

- Вот так, Шевчук, вот так, дорогой мой товарищ майор... Да, карты с районом Рудных гор, Праги есть?

- Получили и склеили уже, товарищ генерал.

- Ну и добро. Держать "на товсь!". Команда будет.

Я напомнил генералу Баранчуку о Николае Шутте, который ждал решения своей участи. Комдив, вздохнув сказал:

- Люблю я его, черта без тельняшки. Пусть летает. Но после войны я за него отвечать не буду...

А вокруг все смеялись, кричали. У кого еще остались патроны, стреляли в воздух. Много видел я счастливых, радостных людей, но такое огромное количество одновременно не приходилось...