Камен Калчев - Димитров

Все молчали. Что они могли делать? Наконец одна из дочерей сказала:

— Лучше буду голодной ходить, но к чужим не пойду.

— А я пойду, — сказала Парашкева, — я не стыжусь никакой работы.

И она пошла работать на чужих.

Все село знало Парашкеву как работящую девушку. И только хозяин не был ею доволен. Часто ругал, а раз даже выгнал из дому, за то, что пошла на сельские игры без его разрешения.

Удивительная девушка Парашкева! Только за-, слышит барабан — бросит метлу и мчится на площадь. И нет ей равных в народных танцах — хоро и рученице. Полюбилась она скромному, серьезному хлопцу. Звали его Димитром. Был он, как и Парашкева, родом из Македонии. Бежал и он оттуда гол как сокол, скитался по разным местам, работал возчиком, корчмарем, потом стал шапочником, делал хорошие меховые шапки.

Справили шумную, свадьбу. Народу собралось много, ели и пили досыта. Счастливейшая из всех, новобрачная весело отплясывала хоро и рученицу.

— Теперь тебе, Парашкева, пора и успокоиться, — сказал отец. — Нужно уже о муже, а потом и о детях заботиться… А ты, Димитрий, — обратился он к молодому зятю, — люби жену свою! Не женщина это, а золото, настоящая махмудия — золотая монета. Чем больше на нее глядишь, тем красивее кажется…

И домом твоим завертит и детей тебе народит и вырастит.

Такими словами благословил старый отец молодоженов.

18 июня 1882 года в селе Ковачевци у Парашкевы и Димитрия родился сын. Назвали его Георгием.

Так и записали в общине: Георгий Димитров.

С прибавлением семейства Димитр увидел, что ему своим ремеслом в селе не прокормиться. Надо подаваться в город. Правда, в то время и в маленьком городе было не бог весть Сколько работы, но все же больше, чем в селе. Решено — сделано: семья Димитра переселилась в соседний городок Радомир.

По утрам радомирские торговцы и ремесленники открывали двери своих лавок, поливали водой перед входом, подметали, садились по-турецки на скамейку и глядели на улицу: не появится ли где покупатель. Всякого, кто переступал порог, приглашали присесть; если же вошедший оставался надолго, то получал чашечку турецкого кофе. Обычно посетитель выпивал кофе и не покупал ничего: или шапка ему казалась дорогой, или мех тощим. Да и какой народ здесь жил! Покупали шапку и носили всю жизнь, да еще завещали ее детям.

В Радомире у Димитра и Парашкевы родилась девочка, назвали ее Магдалиной. Теперь было уже двое детей. Стало ясно, что жизнь уже не будет идти так, как шла до сих пор.

— Для меня, Парашкева, — сказал как-то Димитр, — нет хлеба в Радомире. Надо ехать в Софию. Та м дело другое…

— Как скажешь, Димитр, — ответила Парашкева. — Если решил ехать, так поедем. Слышала я, что наши беженцы там живут лучше.

И они решили переселиться в Софию. Нагрузили тележку багажом, усадили детей и тронулись.

Было это в 1886 году.

Освобожденная восемь лет назад от турецкого ига София быстро росла и украшалась. Улицы расширились, почистились, замостились, появились керосиновые фонари, по улицам прохаживались хорошо одетые люди. Играла музыка, было шумно и весело. Парашкева глядела и не могла наглядеться. Когда из корчмы слышалась музыка, так и хотелось ей соскочить с телеги и завертеться в огненной рученице… Красивый город! Только бы работу найти…

Остановились в хане — постоялом дворе, построенном еще в далекие турецкие времена. Переночевали, отдохнули от долгого пути. Утром Димитр пошел искать работу. Душа Парашкевы изболелась: то и дело поглядывала она на ворота да ворчала на детей. Это не Радомир, где все как на ладони. Тут София…

Димитр вернулся под вечер и похвалился, что нанял дом неподалеку от евангелической церкви. Парашкева обрадовалась: целый дом! Взяли вещички и пошли. Но какой же это дом? В нем уже жила куча людей. Тесно, мрачно, душно. В комнату, где им предстояло жить, не было даже отдельного входа, надо было проходить через кухню соседа.

Но что поделаешь, пришлось поселиться в этой норе. Димитр только стиснул зубы и стал ждать того времени, когда твердо встанет на ноги и обзаведется собственным домом.

Но когда он встанет на ноги? Люди здесь носят модные шляпы, их не интересуют меховые шапки. Димитр начал шить еще кожухи и шубы.

Все менялось в молодой столице. Маленькие ремесленные мастерские, существовавшие чуть ли не испокон веков, стали гаснуть, как свечи: в мастерских, которые открывались взамен им, тарахтели моторы, и работали там уже не привычные для всех ремесленники, а новые люди — рабочие.