Иван Ваненко - Тысяча и одна минута. Том 3

Слушал его брат меньшой и речи не перебивал, только головою покачивал, а Дурню сдавалось, что он дивится его смышлености.

– Ну, сказал брат меньшой, если ты дураком родился, тут никто не виноват, а вот, что дурака за делом шлют, так уж в этом виноваты умные!

И пришлось умному дурака заменить, опять за тем же в город отправиться.

Ну, наконец накупили всего, начали к пиру готовиться, наварили пива бочку сороковедрую, настряпали съестного всякого, припасли вина и послали Дурня гостей сзывать, да толком сказали ему: поди-де вот прежде к старосте Ефрему, к сотскому Луке, к десятскому Федору; потом к Ивану Бичуге, к Илье Степняку и прочее, рассказали всех поименно и но порядку, как идти к кому.

Пошел Дурень, обошел всех, как ему сказано, и домой пришел.

Ждать-пождать нейдет никто.

– Да полно ты звал ли, голова безтолковая? спрашивают братья.

«Вот, как же не звать, мало звал, еще каждому кланялся.»

– Ну чтож, они сказали, что придут чтоль?

«Ничего не сказали, а только местах в трех в зашей выгнали!»

– Да за чтож это?.

«Кто их знает за что; не мужья правда гнали, а бабы что то на меня озартачились.»

– Да как ты их звал?

«Так, как вы сказывали: величал каждого по имяни и отечеству и приговаривал, что-де братья просят хлеба-соли откушать, так идитеж-мол, уж все приготовлено!.. Они и спрашивают: с женами придти, а я вымолвил: какой-де их чорт, ваших глупых баб, братья их не велели звать!»

– Ах, ты дурья порода, да разве так на пир зовут кого?

«Вот, дурья порода!.. я кажись с вами породы одной, чего ругаетеся… вольно же не сказать, что-мол всех надо звать!»

– Поди-им, дура голова, хоть сходи пока в погреб, пива нацеди, да смотри ведра два не более… а мы сами пойдем гостей созывать!

Пошли братья по избам, куда Дурень ходил; простите-де, не вините нас в тон, что дурак вам сказал; мы ему совсем не так приказывали, да что станешь делать, такая голова глупая!

Ну, ради пира да извинения, соседи не долго сердилися; собрались, отправились; пришли все вместе с братьями Дурня; а его, Дурня нет, как нет.

Посадили гостей, стали потчивать, да стали Дурня доискиваться, куда ушел, насилу-насилу вспомнили, что за пивом он послан был. Побежал старший брат в погреб, дверь приперта изнутри; стучит-кричит Дурню: эй! что ты там делаешь? Отпирай скорей!

«Постой, отвечает Дурень из за двери, дай подплыть!»

– Что ты там городишь, голова глупая!.. на чем это ты там плаваешь?

«Да на корыте, спасибо, что было тут, а не то бы беда, хоть захлебывайся!..

Отворил дверь Дурень, смотрит брат! вот штука!.. и впрямь, точно море разливанное: яма пивом полнехонька, а Дурень в корыте разъезжает по нем, да покатывается сосмеху.

– Ах, ты злодей бессовестный!.. что ты это наделал, для чего ты это пиво-то выпустил?..

«Рад бы не выпустить, да как же быть: собака проклятая, распрострели ее, виновата все: стала в твориле, застит мне, мешает пиво цедить, я отгонял-отгонял, слов не слушает, я и кинул затычкою, что в руках держал, заткнуть стало печем, а пиво течет… я метаться туда-сюда, а уж мне по ворот!.. увидал я корыто, вскочил в него…. да видя, что пиво в бочку не нальешь опять, припер дверь, да с горя и ну кататься по нем!.. Чтож делать, хоть и жалко да покрайности повеселить себя довелось!»

Уж не знаю, чем братья угощали гостей и как они разделались с Дурнем за пиво; а только, по этому случаю, с тех пор видите и повелась пословица, что с дураком пива не сваришь!

Долго ли нет ли, а только жил Дурень благополучно с своей глупостью, и может быть ему бы так век свековать; да случись к этому такое дело: напади на него блажь: по свету пуститься странствовать, людей повидать и себя показать. Он наслушался, что вишь это куда хорошо, кто обошел края небывалые, и хоть бы ума в нем не было, хотя бы воротился таким же олухом, как и отправился, а все ему люди дивоваться будут: в чужой-де земле побывал, разных-де див повидал; видел такую сторону иностранную, где всякий простой мужик умеет говорить на иностранный лад, еще иногда и лучше, чем иные бояра у нас! Вот таких-то речей, Дурень наслушавшись и сам вздумал идти странствовать по белу свету.

Не далеко же и ушел.

Блудил-блудил по полям и по лесу, дошел до города какого-то да как увидел его церкви каменные да домы высокие с тесовыми крышами, с трубами кирпичными, так и всплеснул Дурень руками от радости: ну, пришел-де в землю иностранную!..

Подшел к городу, стоит избушка писаная, полосатая; вышел из неё служивый и спрашивает: кто ты такой? откудова?