Игорь Изборцев - Люди в облаках

– Гýся-гýся-гýся!

Гусь вытянул шею, повернул к нему черную пуговицу глаза и вразвалку пошел на сближение. Кормить птицу из рук Мишаня не отваживался, поэтому покрошил хлеб на землю. Пока тот лакомился, Мишаня спросил у старика Пахома:

– Деда, а ты смог бы в гýсю пульнуть из рогатки?

– Из рогатки? – старик от удивления поперхнулся дымом. – Из рогатки, пожалуй, нет. А вот из берданки, завсегда, пожалуйста. Хотя сподручнее будет голову ему срубить топориком.

– И не жалко тебе, деда, друга своего?

– А чего жалеть-то? – старик, сплюнув на пальцы, затушил окурок и затоптал его в землю. – Я столько друзей на тот свет проводил, что никакого жалка не хватит. Вот, поглядишь, к Рождеству и зажарю твоего гуся с яблоками.

– Я тебя самого зажарю, деда! – пригрозил Мишаня и, сердито махнув на него рукой, пошел к себе домой.

Старик, улыбаясь, смотрел ему в след…

В своей комнате он сразу сел за письменный стол – единственную в их доме новую вещь, купленную в мебельном магазине. Некоторое время рассматривал тонюсенький альбом с марками. Ядро его коллекции составляли несколько монгольских марок с лошадьми, антилопами, бегущими спортсменами и солдатами в буденовках. На всех марках было написано: монгол шуудан. Они с Серегой пытались понять, что это за шуу дан монголу? Но так ничего и не выяснили. Зато Серега, пока суд да дело, сумел выменять у него самую красивую марку с верблюдом на вырезанную из журнала «Советский экран» фотографию Гойко Митича в роли Чингачгука. Мишаня разгладил ладошками складки и морщины на изображении индейского вождя и приладил его на стену. Потом, тяжко вздохнув, открыл учебник по арифметике…

К вечеру вернулась с работы мать, стала расспрашивать сына, как тот провел день. Мишаня всеми силами пытался не проговориться про то, что был у Макара Ивановича. Он ругал деда Пахома, объяснял, какая добрая и полезная птица гусь. Рассказывал, что скоро их направят работать на школьный огород.

– Вот бы и нам разрешили там бутылки в грядки сажать, – размечтался он вслух.

– Какие еще бутылки? Для чего? – насторожилась мать.

– Для эксперимента, – пояснил Мишаня.

– Какого еще эксперимента?

Мишаня пыкнул-мыкнул и тут же раскололся, что называется, от верха до низа. Так что через несколько минут мать знала о всех его приключениях в тупичке Бригадного переулка.

– Ну, все! – не на шутку рассердилась она. – Теперь уж точно пойду к участковому Брагину, пусть найдет укорот на этого алкоголика! Сам допился до чертиков, бутылки на грядки сажает и ребенка в свои темные дела втягивает!

– Не ходи к Брагину, у него, вместо мозгов, овёс в голову просыпан, так тётя Вера из столовки говорит! – захныкал Мишаня и пропел дурашливым голосом:

Пошел Брагин за овраги,

Нашел Брагин банку браги,

Прямо с горла брагу пил,

Очень он ее любил.

– Цыц! – прикрикнула мать. – Дура – твоя тетя Вера! В наказание, завтра после школы сходи на 1-ю Полевую к Саньке Непушкину, он у меня уж как две недели назад трешку занимал. Пусть отдает, охламон. В общем, пой, пляши, а деньги от него выблазни. Без трешки не возвращайся!

Мишаня насупился и пошел доделывать примеры по арифметике…

На другой день в школе он получил две четверки и тройку. А Серега, заглядывая ему в рот, слушал рассказ про чудо-огород Макара Ивановича.

– Везет же тебе, Мишаня, – опять позавидовал он другу…

Учить детей – дело необходимое,

следует понять, что весьма полезно и нам самим учиться у детей.

Максим Горький, советский писатель

Из школы домой Мишаня, подгоняемый ветром, бежал со всех ног. На привокзальной площади слонялся давешний бородатый мужик. Он, похоже, окончательно отбился от своих. Заплечных мешков с ним не было, зато под левым глазом отсвечивал огромный фиолетовый синяк. Раскинув, как крылья мельницы, руки, он пытался уловить прохожих и с мукой в голосе вопрошал:

– Братцы, где эта Стремутка?

Мишаня ловко уклонился от его объятий, миновал дремавшего у фонарного столба постового милиционера, поздоровался с торгующей пирожками тётей Клавой и нырнул в хмурые глубины Завокзалья.

Замедлил шаг он лишь у заветного тупичка в Бригадном переулке. И тут же увидел Макара Ивановича. Тот сидел на завалинке у стены дома, подперев щеку рукой, и о чем-то думал. Подкравшись, как казалось ему, незаметно, Мишаня присел рядом.

– Как считаешь, – тут же спросил Макар Иванович, – заколосятся нынче наши нивы?